Александра Созонова - ...Либо с мечтой о смерти

— Придумал, Юди. Будем в следующей жизни лебедями-неразлучниками.

— Это как? Вообще-то, я рассчитываю на человеческое воплощение.

— Что я слышу? А как же нисхождение по ступенькам до медузы, до бесчувственного камня?

Она не нашлась с ответом. Видно, хмель мешал соображать и выстраивать ловкие острые реплики.

— Итак, двумя лебедями. Что жили долго и умерли в один день. Для этого нам надо встретить конец, слившись в поцелуе. Повернись-ка ко мне… ближе… Уверен, он появится в нужный момент, наш гуманист-профессор. Думаю, он, или славный старина Роу, или оба вместе высматривают нас с какого-нибудь холма в прицел оптической винтовки…

Юдит потянулась было ко мне, но, передумав, отстранилась.

— Ну, что еще?

— Чтобы стать лебедями, надо в последний свой миг смотреть на лебедя, испытывая восхищение и притяжение к его красоте. На острове есть лебеди?

— Нет. Только бакланы и чайки.

— Чайкой я не хочу! Прожорливой, крикливой, злобной…

— К тому же, чайки не умирают в один день. Что будем делать?

— А вот что, — она растянулась ничком и всмотрелась в траву. — Будем следить за букашками — муравьями, жучками, козявочками.

— С какой стати? Чтобы родиться в следующий раз муравьем?

— Нет. Какой ты непонятливый! Просто смотри, как они копошатся, тащат пищу или соломинки, враждуют, соперничают, помогают друг другу. Интересно, у них есть душа?

— Ну, если она есть даже у стихотворений…

— Не факт. Разве можно сравнить козявочку с прекрасным стихом? Но ты смотри, смотри внимательней. Вот кто-то подрался… кто-то решил спариться… кого-то медленно ломают на части… Но ты смотри!

— И?

— И ты ощутишь себя вечным Брахманом, Творцом, что наблюдает с высоты на суету своих мелких творений — жалких муравьишек, бабочек-поденок, обжор-гусениц. Ты можешь уничтожить их одним движением пальца или подошвы. А можешь помиловать, подарить им жизнь, долгую-долгую жизнь длиной в целое лето…

Я послушно уставился на маленького жучка, что полз по травинке прямо у моего лица. Ушел в созерцание по самую маковку. И был выкинут из него весьма грубым (как мне показалось) толчком в плечо. Я дернулся, задел травинку, и зеленый жучок полетел вверх тормашками.

— Поосторожнее, мисс!..

— Хватит пожирать взглядом жалких козявок. Пора: остался еще один пункт. Испанец.

— Испанец на завтра.

— Завтра у нас не будет. Испанец сейчас!

— Хорошо, — я покорно поднялся. И тут же едва не упал: как-никак на двоих мы выхлебали три литра, пусть отвратного, но вполне крепкого пойла. — Испанец попозже. Мы не дойдем, если не протрезвеем чуток. И тем более, не перелезем забор.

Юдит вздохнула.

— Будем трезветь. На редкость унылое занятие. А если именно сейчас притащится Майер, с винтовкой или шприцом?

— Придумал! — Я рухнул в траву и снова вперил глаза в букашек. — Я буду не наблюдать, а творить миры.

— Что-что?

— Я понял сейчас, чем буду заниматься, покрутившись еще два-три оборота в колесе сансары и обретя свободу: творить новые миры. Занятие достойное, чтобы посвятить ему вечность.

— И я! И я буду творить, — Юдит, собезьянничав, рухнула рядом.

— У тебя не получится.

— Почему?..

Большой муравей, рыжеватый, с мощными челюстями и чистым бликом на брюшке, исследовал мертвую гусеницу.

Я осторожно коснулся его концом стебелька.

— Не мешай! — укорила Юдит. — Человек делом занят. Так почему ты считаешь, что из меня не получится демиурга новых миров?

Муравей дернул усами, но не прекратил своего занятия.

— Потому что очень трудно придумать кардинально новое, небывшее. Ты создашь улучшенный вариант нашего мира, только и всего. Уберешь все то, что тебя здесь раздражает: войны, болезни, сумасшествие, некрасивый способ размножения… Что ты там еще перечисляля в своем эссе?

— Ты считаешь меня дурой. Спасибо. — Она пододвинула ногтем тушку мертвой гусеницы, и муравей последовал за ней. — Бедняжка! Ты же ее не дотащищшь один. Где твои товарищи?

— Возможно, это муравей-одиночка. Живущий вне муравейника.

— Муравей-одиночка — это я. Вот только мертвыми гусеницами не питаюсь… Если уничтожить зло, болезни, уродство — исчезнет и противопложное им: добро, красота, нежность. Странно, что приходится объяснять очевидные вещи. Мироздание держится на полярностях — закон номер один. Второе — закон бесконечного многообразия.

Потеряв интерес к муравью, Юдит уставилась на бабочку, крохотную, блеклую, присевшую на валун.