Он поднялся с кормы и потянулся, показывая, что разговор закончен. Признаться, я встретил этот жест с облегчением: немного утомился от его просветительской речи. В чем-то он прав, несомненно. Но…
Когда фигура русского эгоцентрика скрылась среди строений на берегу, осознал, что так и не поделился с ним своим открытием относительно мамы-дочки. А ведь это было главным стимулом поговорить с ним. Что ж, примем за знак: Джекобу исповедоваться не стоит, лучше промолчать. Схоронить в себе свое эпохальное открытие. Какое дело гению-эгоцентристу до внутреннего мира простых людей, всего-то навсего «одаренных»?
Видимо, роль ночного горшка удалась мне неплохо: Мара снова посетила мою избушку спустя пару дней. На этот раз рано утром: я только позавтракал и собирался на группу.
Неправильно растолковав выражение моего лица (досада), она успокаивающе помахала рукой в перстнях.
— Не бойтесь! Вы, верно, решили, что, раз я зачастила к вам с исповедями, на днях вас ждет милосердный укол? Боже, как вы трясетесь. Поистине, сильная эмоция пронизывает не только своего носителя, но и окружающее его пространство. Сейчас и меня заколбасит следом за вами. Расслабьтесь же! Повторяю: вам не грозит уход в ближайшие дни. Вы ценный член исследовательской группы, вы уже «примат», по классификации русского циника. Ваш нежный творожок, — Мара подалась ко мне и бесцеремонно постучала по макушке костяшкой среднего пальца, — нам еще пригодится. Там есть дрожжи, в этой круглой кастрюльке. Порой они пузырятся и выдают на-гора нечто полезное.
От нее опять сладко и обворожительно пахло, и опять по-иному, чем в прошлый раз. Короткий топик и белоснежные бриджи облегали фигуру, не слишком ее украшая, поскольку подчеркивали недостатки талии и складки на пояснице.
Я отодвинулся. Засмеявшись своей неуклюжей шутке, она тут же оборвала смех.
— Мне захотелось поговорить с вами еще. О моем узнике. Ничего, если я сделаю это сидя? — она устроилась на диване, как обычно.
— Простите, я спешу: занятия на группе. Мой нежный творожок обязан трудиться и пузыриться.
— Помилуйте! — она расхохоталась. — Если ваш творожок понадобился мне — это на порядок важнее работы в группе. Если вас беспокоит, что будут нарекания от Майера или Роу, то не дрожите. Сошлитесь на разговор со мной, и они встретят это с почтением и трепетом. Но не стойте же соляным столбом, садитесь!
Смирившись и вздохнув, я сел.
— Итак, мой плененный малыш. Я хорошо кормлю его, чтобы, не дай бог, не умер от проблем с пищеварением. Он совершенно гол — чтобы не мог сплести веревку из одежды и повеситься. Два раза в неделю ему стригут ногти и волосы.
— Ногти-то зачем? — простодушно не выдержал я.
— Чтобы не смог порвать вены на запястьях. Стены его камеры обиты матрасами, как у буйных в сумасшедшем доме. Поддерживается постоянная температура в 22 градуса: не душно и не простынет. Хотите на него взглянуть?
— Никоим образом.
Ее раздосадовал мой ответ.
— А мне хочется, чтобы вы на него взглянули! Говоря по правде, ничего особенного в этом зрелище нет. Он потерял изрядную долю своей красоты, растолстел и обрюзг. Что естественно: много ест, мало двигается. Но я ведь не в музей вас приглашаю. И не на конкурс красоты.
— Зачем вам так нужно показывать его мне?
Мара легкомысленно пожала плечами.
— Любопытно вас свести — это достаточный мотив.
— А он знает об уготованной ему участи?
— Да, я ему сообщила.
— И как он к этому относится?
— Сомневаюсь, что он осознал, что именно его ждет. Он ведь примитивен и туповат, мой мальчик.
— Возможно, осознал, но не имеет ничего против?
Мара уставилась на меня с возмущением.
— Вы соображаете, что сейчас сказали?! Что может быть страшнее полного, абсолютного небытия?
— Любой атеист — а по статистике к ним принадлежит каждый третий житель Земли — уверен в абсолютном небытии после смерти. И ничего, как-то живут. И даже находят поводы для веселья.
— Вы изрекли глупость. Во-первых, даже атеисты в глубине души на что-то рассчитывают в инобытии. Во-вторых, мой испанец не атеист, его родители были католиками. Я понемногу разочаровываюсь в вашем интеллекте, Норди. Видимо, и высокий ай-кю не дает гарантии истинного ума.
— Согласен.
Судя по интонации и контексту, она должна была подняться и уйти, бросив на пороге очередную колкость. Но Мара медлила.
— А давайте я все-таки вам его покажу! — выпалила она азартно. — Прямо сейчас!
Читать дальше