Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

Реб Гирша не любил проповедников. Он всегда уходил из синагоги до того, как кандидаты на должность раввина начинали говорить, и возвращался точно к вечерней молитве, когда они уже заканчивали. Однако на проповедь мядельского раввина он остался и сидел, согнувшись над раскрытым томом Гемары. Через пару минут он оперся обоими локтями и головой в свой стендер и задремал, посвистывая носом и почмокивая губами, как извозчик, который хочет остановить лошадей. В те секунды, когда проповедник переводил дыхание, сидевшие в синагоге слышали, как пыхтит реб Гирша. Было бы кстати, если бы Эльцик Блох толкнул его локтем, чтобы он перестал храпеть. Однако Эльцик боялся, как бы не поднялся шум и не начался скандал. Мядельский раввин тоже слышал это сопение и оглядывался по сторонам, пока не увидел еврея, спавшего на раскрытом томе Гемары в углу рядом со священным орн-койдешем. Мядельский раввин перегнулся через перила и обратился к этому еврею, но тот только захрапел еще громче. С минуту раввин продолжал в растерянности стоять на ступеньках священного орн-койдеша. Он был в Валкениках впервые и чувствовал себя среди этих незнакомых ему евреев как голый среди одетых. Тем не менее он преодолел свою растерянность и снова заговорил.

Холодный, как снег, зимний свет, лившийся через окна с улицы, освещал бледное, благородное лицо проповедника, его темно-русую бороду и добрые глаза, лучившиеся юностью сквозь стекла очков в золотой оправе. От напряжения и страха перед публикой он, говоря, слишком много размахивал руками, и слушатели хорошо разглядели и его длинные белые пальцы, и мягкие чистые рукава его нижней рубахи. Ремесленники на задних скамейках и извозчики вокруг столов смотрели на юного раввина с любопытством и симпатией. А вот состоятельные и ученые прихожане остались холодны. Гость понял, что не понравился сидящим у восточной стены, а мысль о том, что из-за короткого зимнего дня он должен поторапливаться, еще больше смутила его. Он поспешно закончил стихом, в котором Иосиф перед смертью заклинает своих братьев, чтобы, выходя из Египта, они забрали с собой его кости. Старый валкеникский раввин снова начал громко вздыхать, желая себе самому добраться до Эрец-Исроэл живым, и проповедник резко сказал:

— И придет на Сион Избавитель [147] Иешаягу (Исайя), 59:20. Смысл этого высказывания сводится к тому, что все пришло к благополучному концу. , и произнесем «Аминь».

Все прихожане так громко ответили ему «Аминь», что реб Гирша пробудился ни живой ни мертвый, словно услыхал, что трубит шофар Мессии.

Во время предвечерней молитвы, когда гость стоял у восточной стены и молился, к нему приблизился старый резник и спросил, не из Эйшишек ли он родом, не сын ли торговца благовониями Шмуэла-Ичи. Молодой раввин обрадовался старику, как близкому родственнику: конечно, он сын реб Шмуэла-Ичи и еще помнит старого резника по тем временам, когда тот, бывало, приезжал в Эйшишки. Однако реб Липа-Йося отодвинулся от гостя и сердито пробормотал себе под нос:

— А как же? Конечно, тот самый!

После предвечерней молитвы прихожане поспешно оставили гостя и пригласившего его на третью трапезу валкеникского раввина. Потом от восточной стены спустились состоятельные обыватели. Они окружили реб Гиршу и стали расспрашивать, как ему понравилась проповедь. Гордон смотрел на них с удивлением. Откуда ему знать? Он спал… Тут Эльцик Блох взорвался. Это же просто злодейство! А что, если мядельский раввин не по вкусу реб Гирше? Что, он уже не еврей? Разве он не разбирается в Торе? Разве можно пить его кровь и храпеть во время его проповеди? Однако реб Гирша пожал плечами и стал оправдываться, что это навет. Он изучал свой ежедневный лист Гемары и не успел выйти до проповеди, потому что раввин начал проповедовать раньше, чем ожидалось. Выйти в то время, когда гость выступал с проповедью, ему не подобало. Поэтому он остался послушать его и боролся при этом со сном, как с разбойником. Однако не сумел его побороть. На него напала страшная усталость. Так о чем же шум?

Эльцик Блох снова увидел, что его свояк словно обладает некоей недоброй силой. Сразу же после того, как реб Гирша вышел из синагоги, состоятельные обыватели побежали вслед за ним, как хасиды бегут за своим ребе. Только за бимой осталась компания насмешников да пара стариков с ослабшим умом и отекшими ногами, которые еще не добрались до выхода. Какой-то нахал еще хлопал по-свойски по спине старшего зятя раввина, чтобы он, Эльцик, не грустил. Его свояк, реб Гирша Гордон, — умный еврей. Он не хочет оговаривать этого заезжего раввинчика. Все равно все видят, что мядельский раввин мягок, как цыпленок. Для Валкеников он не годится.