Хаим Граде - Цемах Атлас (ешива). Том первый

— Даже не думай о том, чтобы поехать в ешиву. Ты пойдешь в ремесленники.

Хайкл пробормотал, что мама хочет, чтобы он поехал.

— Ты не поедешь! — крикнул отец.

— Нет, поеду! — ответил сын и бросился к двери, чтобы убежать, но слова отца настигли его и приковали к месту.

— Если ты уедешь против моей воли, то не читай после моей смерти кадиш [99] Поминальная молитва. по мне.

— Если ваш сын не будет сыном Торы, он так и так не будет читать по вам кадиш. — Глава валкеникской ешивы встал со своего места у восточной стены и направился к меламеду, сидевшему у печки. — Почему вы должны быть против? Мы обеспечим его хорошей квартирой, в будние дни он будет питаться на кухне ешивы вместе с другими учениками, а на субботу мы будем устраивать его к состоятельному обывателю.

Реб Шлойме-Мота медленно, опираясь на палку, поднялся со своего места и крикнул сыну:

— Что ты стоишь? Иди! С тобой я поговорю позже!

Хайкл выбежал из синагоги, готовый расплакаться, а реб Шлойме-Мота заорал еще громче на главу ешивы: он не хочет, чтобы его сын вырос священнослужителем, святошей, невеждой в мирских делах. Будь он еще в силах зарабатывать деньги, он бы отправил сына в семинар, где изучают и Тору, и светские науки. Однако поскольку он старый и сломленный болезнями бедняк, его сын должен стать человеком, самостоятельно зарабатывающим себе на хлеб, а не сидящим за чужим столом. Тот, кто не живет на собственные доходы, должен раболепствовать перед своими кормильцами, он должен стать подхалимом и лицемером, а иначе он станет мизантропом, ненавидящим весь мир.

До сих пор Цемах сдерживался, потому что рядом находился ученик. Теперь он выплеснул на меламеда кипящий поток слов:

— Самые великие раввины и лучшие из обывателей мальчишками ели за чужими столами. Разве они выросли худшими и более согбенными людьми, чем те, кому не приходилось есть за чужими столами? Когда еврей дает поесть изучающему Тору, он дает от всего сердца. Если попадается обыватель, не испытывающий уважения к сыну Торы, сын Торы знает, что он должен полностью игнорировать такого невежу.

Реб Шлойме-Мота снова уселся на скамью и пожал плечами:

— Игнорировать обывателя, который дает есть, — это наглость попрошайки. Если человек привыкает с юности жить на подачки, он на всю жизнь остается калекой.

Цемах направился к восточной стене, надел свое пальто и на обратном пути к двери снова остановился рядом с меламедом.

— Калекой остается человек, которого с юности учат, чтобы он считался с тем, что кто-то думает или говорит. Когда пьяница унижал вашего сына и даже хотел его избить, вы ничего не говорили. Однако когда я хочу взять его с собой в ешиву, где он будет расти в учебе среди равных ему товарищей, в вас вдруг пробудился просвещенец, и вы заговорили о том, что надо изучать и Тору, и светские науки. Я даже не уверен, что вы имеете в виду, что и Тору надо тоже изучать. В нынешние времена светские науки и Тора не идут вместе, ремесло и Тора не идут вместе. В нынешние времена еврей либо сын Торы, либо пренебрегает заповедями. — Цемах махнул рукой и вышел из синагоги.

Насколько у него не получается настоять на своем, реб Шлойме-Мота понял вечером дома. Веля желала знать, почему он не согласен порадовать ее сыном, изучающим Тору. Разве она мало надрывается на работе? Разве у нее мало горестей? А что получается от Хайкла дома? Он ходит с ней на рынок закупать товар? Он помогает ей зазывать клиентов в лавку? А главное — Веля не могла простить мужу того, что он крикнул Хайклу вслед в синагоге, что если тот поедет против отцовской воли, то пусть не читает после его смерти кадиш по нему.

— Еще неизвестно, чье время придет раньше, — торговка фруктами пугала мужа тем, что она может уйти первой. Реб Шлойме-Мота махнул рукой. Пусть она делает со своим сокровищем что хочет. Весь вечер все трое молчали, а Веля крутилась по дому ссутулившаяся, сразу же постаревшая. Только перед тем, как лечь спать, реб Шлойме-Мота ненадолго вышел во двор, а она, поправляя его постель, поспешно шепнула сыну:

— Дурачок, ты думаешь, отец не хочет, чтобы ты поехал учиться? Он любит тебя и не хочет оставаться один на старости лет.

И она быстро вытерла слезы, чтобы муж не заметил, что она плакала.

На Мясницкой улице в большом магазине фруктов Зельды-жестянщицы всегда было не протолкнуться от покупателей. Но когда какая-нибудь хозяйка хотела войти за покупками в другую лавку, дочери Зельды бросались на улицу, как голодные волчицы, и затаскивали эту хозяйку к себе. Веля, торговавшая фруктами напротив, боялась слово сказать, чтобы не попасть на острые языки этих санхеривов [100] Санхерив — ассирийский царь (701–680 гг. до н. э.), вторгшийся в Иудею и безуспешно осаждавший Иерусалим. В данном случае упомянут как символ агрессии. .