До позднего вечера в большой фруктовой лавке толпились покупатели. Дочери Зельды всегда подозревали, что жена меламеда из фруктовой лавки напротив не может простить им больших доходов, потому может их сглазить. Они кричали ей через улицу:
— Соли тебе в глаза, перцу тебе в нос!
К тому же они похвалялись перед клиентами так, чтобы меламедша слыхала, что Мейлахка едет в ешиву, чтобы стать раввином, гаоном и праведником. Веля стояла в своей полутемной пустой лавчонке и удивлялась: как можно отпустить ребенка ростом с наперсток на чужбину? Кроме того, она считала, что такие злоязычные нахалки не достойны того, чтобы в их семье был сын, посвятивший себя изучению Торы. Поэтому Веля крикнула в ответ санхеривам, что совсем не уверена, что их Мейлахка вырастет таким большим человеком. Она будет довольна, если ее Хайкл сможет немного учиться и станет честным евреем.
— Что вы сравниваете вашего бугая с нашим Мейлахкой?! — завопили торговки, раскрасневшиеся лица которых так и светились здоровьем. Веля замолчала и подумала, что бедняку лучше и не рождаться. Если бы у нее был магазин с тремя ставнями, открывающимися на улицу, склад с товаром и успех у покупателей, она бы тоже была в себе уверена. Ее Шлойме-Мота был лучшим меламедом в городе, в то время как жестянщик — пьяница, лучше даже и не поминать. Тем не менее у жестянщицы и ее дочерей дела идут лучше, чем у нее, и перед людьми, и даже перед Богом. Эти крикуньи притягивают клиентов не столько качеством товара, сколько площадной бранью, на которую не скупятся. Клиенты любят покупать там, где толкотня, где их не уважают и обливают помоями. С другой стороны, может быть, грешно так думать. Зельда тоже мать, ей тоже было больно рожать, она хочет ученого сына.
Отцу Мейлахки все это дело не нравилось, ночью он бушевал дома: отец — жестянщик, и сын тоже должен быть жестянщиком. Что они хотят сделать из Мейлахки — Виленского казенного раввина [104] Казенный раввин — выборная должность в еврейских общинах Российской империи. Кандидатом в казенные раввины мог быть выпускник раввинского училища или общих высших и средних учебных заведений. Казенный раввин представлял общину в правительственных учреждениях. В его обязанности входило принимать присягу у евреев-новобранцев, вести книги записи рождений, бракосочетаний и смертей.
? Зельда и ее дочери хлопали себя по еще не расшнурованным фартукам:
— А почему нет? Почему только у этой торговки, продающей подгнившие яблоки, должен быть сын, изучающий Тору?!
На следующее утро в большой фруктовой лавке стоял валкеникский глава ешивы и говорил о святой Торе, рассказывал, какое замечательное местечко Валкеник и как он будет присматривать за Мейлахкой. Зельда с дочерьми слушали его с набожным выражением лиц, как в Грозные дни в женском отделении синагоги слушают чтицу, произносящую молитвы за женщин. Они вытирали носы и глаза и соглашались, что Мейлахка должен ехать. Однако сразу же после того, как ребе вышел из лавки, три переросшие Зельдины девицы переглянулись между собой, задорно улыбаясь, а глаза их источали при этом сладость. Смоченными в воде пальцами они расчесывали свои растрепанные волосы и разговаривали между собой: первый раз в жизни они видят раввина, который был бы таким красивым и героическим мужчиной. Все святоши с Мясницкой улицы и из окрестных переулков не стоят даже его ногтя.
Цемах снова пошел в синагогу реб Шоелки и рассказал Хайклу, что он договорился с женщинами из фруктовой лавки, чтобы они доверили ему своего одиннадцатилетнего мальчика. Только от Хайкла он не может добиться, чтобы тот пошел и привел для разговора Герцку Барбитолера.
— Вас, виленчанин, совсем не волнует, что паренек останется в руках отца-разбойника? — в который раз спрашивал глава ешивы. Виленчанин снова упорствовал и говорил, что больше не хочет иметь дела с табачником, и с раздражением рассказал то, чего не хотел прежде рассказывать: мальчишки из хедера говорят, что этот Герцка вытаскивает из чужих сумок еду, карандаши, тетради. Он даже засовывает руку в чужие карманы и ловко вытаскивает кошельки с мелочью. Когда его ловят, он смеется и отвечает, что сделал это в шутку. Цемах растерялся и даже немного испугался. Однако он сразу же пришел в себя и снова принялся убеждать Хайкла: кто знает, что приходится выносить дома этому Герцке, может быть, он голодает? В годы революции в России, когда там бушевали голод и безбожие, новогрудковские молодые люди и через границу уводили мальчишек в Польшу, чтобы защитить, спасти их для Торы, чтобы они не выросли большевиками, комиссарами. Так что если виленчанин хочет стать настоящим новогрудковским мусарником, он не должен бояться торговца табаком.
Читать дальше