В то же самое время во фруктовой лавчонке Вели находился глава ешивы из Валкеника. Это местечко в трех станциях от Вильны, пара часов поездом. Извозчики приезжают оттуда каждую неделю в Вильну за товарами для местечковых лавочников, и она сможет с извозчиками отправлять для сына продуктовые посылки. Реб Менахем-Мендл тоже едет. Ее сын станет учиться у того же самого ребе и больше не будет нуждаться в том, чтобы какой-то еврей-пьяница благодетельствовал ему. Первую пару минут Веля стояла в растерянности. Как можно отпустить от себя своего единственного мальчика? Но скоро она утешила себя тем, что три станции поездом — это не за морем и что повсюду есть евреи. Она подняла глаза на молодого раввина, с лица которого сияла сама Шхина [93] Божественное присутствие.
, и ответила ему, что, пожалуй, не помешало бы, чтобы ее Хайкл немного пообтерся среди людей в чужих местах. Поскольку ребе защитил ее сына от пьяного табачника, он наверняка не даст в обиду мальчика и в местечке. Правда, она не знает, согласится ли на это ее муж и позволительно ли оставить больного отца на старости лет.
— Если сын станет учиться, это будет честью для отца, чтоб он был здоров. Скажите вашему мужу, что вы хотите, чтобы ваш сын налагал филактерии, и не хотите, чтобы он курил по субботам.
— Можно ведь быть и набожным ремесленником, — попыталась оправдать своего мужа торговка фруктами. Однако глава валкеникской ешивы улыбнулся ей в ответ и сказал, что, если она знает на своей улице десяток молодых ремесленников, которые накладывают филактерии и не курят по субботам, он готов снять свой раввинский лапсердак и сам стать ремесленником. От этого мудрого ответа и из-за того, что ребе разговаривал с ней как с родной сестрой, Веля расчувствовалась до слез. Разве мало боли ее сердцу доставляет забота о том, как бы ее Хайкл не сдружился с рабочими из профсоюзов, которые развешивают красные флаги и выступают против властей? Достаточно матерей плачут от того, что их дети сидят по тюрьмам, не за воровство, Боже, упаси. Торговка фруктами пообещала главе ешивы, что вместе с мужем все обдумает и пошлет к нему в синагогу сына сразу же, как он зайдет к ней в лавку.
По радостному тону матери Хайкл понял, что она для себя уже решила: он должен ехать в ешиву. Это и огорчило, и удивило его. Она постоянно кричит ему вслед на всю улицу, чтобы при переходе улицы он остерегался лошадей и автомобилей, и ему стыдно перед людьми из-за того, что мама все еще кричит это ему, как маленькому мальчику. И вдруг ей показалось правильным отпустить его из дома.
— Ты совсем не будешь скучать? — спросил он.
— А если я буду скучать, ты всегда будешь держаться за мой передник? — ответила мама и долго смотрела сыну вслед, когда он направился в синагогу реб Шоелки. Чем он так понравился валкеникскому главе ешивы? Своей наглостью по отношению к старшим? С другой стороны, табачник тоже не такой хороший человек, каким бы должен быть. Если он мог так опозорить Миндл перед целой толпой евреев в синагоге, то нечего удивляться, что его прежняя жена от него сбежала.
Хайклу нравилось, что валкеникский глава ешивы именует его по названию его родного города и обращается к нему на «вы», как заведено в больших ешивах. Они шагали вместе по синагоге вдоль и поперек, погруженные в свою беседу.
— Реб Менахем-Мендл говорит, что вы, виленчанин, человек способный, так вот я хочу спросить. Наши мудрецы, да будет благословенна память о них, говорят: «Горе нечестивцу и горе его соседу [94] Мишна, трактат «Авот», глава 1.
. Хорошо праведнику и хорошо его соседу». А что, если праведник живет рядом с нечестивцем? Кому из них хорошо, а кому плохо?
Хайкл сразу же ответил:
— Зависит от того, кто из них сильнее. Если праведник сильнее, то хорошо ему и хорошо его соседу-нечестивцу. Если же нечестивец сильнее, то горе ему и горе его соседу-праведнику.
— Вы действительно разумный человек! — воскликнул Цемах и подумал, что этот виленчанин, и правда, не отличается воспитанностью. У мусарников заведено, что младший не должен выхватывать у старшего слова изо рта. — Но поскольку вы, виленчанин, действительно понимаете в деле праведника и нечестивца, то как же вы не понимаете, что без окружения хороших товарищей в ешиве в нынешние времена нельзя остаться с Торой? А может быть, вы считаете себя таким праведником, которому не надо бояться дурного влияния улицы?
— Я не говорил, что я праведник, — обиделся Хайкл на то, что глава ешивы ловит его на противоречии.
Читать дальше