Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

— Она этого не вынесет.

— Ну что ж, пока семья терпит…

Кончается четверг. Вечером я обнаруживаю в кухне остатки кофейного торта. Значит, маму приезжала проведать тетя Бландина: она всегда привозит кофейный торт.

Мама давно уже помирилась с сестрами, хотя наезжают они к нам довольно редко. Но теперь у теток появилась тенденция во всем винить отца: «Замкнутый, надменный, думает только о службе, слова ласкового для жены не найдет».

И правда, разве он хоть раз пригласил маму в театр или пообедать в ресторан? Поехал с нею куда-нибудь? Из всех сестер мама единственная не выезжала из Франции, не видела ни Италии, ни Испании. Да что говорить, мы всего однажды провели каникулы на Лазурном берегу.

Они в открытую говорят об этом при мне. Непримиримей всех дядя Фабьен. Ему хочется, чтобы его считали главой и защитником семьи.

— Не понимаю, как ты можешь жить с таким человеком? Впрочем, я не понимал этого и когда ты выходила за него, но тогда был жив наш отец, и меня не спрашивали…

Мама вздыхает. Постепенно она приспособилась к роли жертвы. Иногда мне кажется, что это ей даже нравится.

Тетя Бландина — крупная, громкоголосая, с решительными мужскими жестами. Когда она выходила за Бюффена, тот был мужиковатым, хотя приятным парнем и только-только купил свой третий грузовик, который сам и водил. Сейчас их у него десятка два; большая часть совершает регулярные рейсы в Лион и Марсель, а несколько фургонов, на которых крупными черными буквами по желтому фону выведена его фамилия, занимаются внутригородскими перевозками.

Тетя Бландина стала такой же вульгарной, как Артюр (так зовут ее мужа), а он изрядный сквернослов. Один их сын работает в отцовской конторе, а второй, обладающий, кажется, блестящими способностями, учится на медицинском и в будущем году поедет стажироваться в Штаты.

Я еще застала в живых деда, генерала Пико, высокого худого старика; мне он казался ужасно элегантным и породистым. Бабушка тоже, что называется, была изысканная дама; шесть лет назад она овдовела и теперь живет одна в небольшой квартирке в Версале по соседству с сыном.

В течение двадцати лет генерал переезжал вместе со всем семейством из гарнизона в гарнизон, из города в город. Его сын и дочери разъехались по всей стране, а мы живем в этих унылых «Гладиолусах», потому что одному из дядюшек взбрело в голову завещать дом моему отцу.

Я ненавижу этот дом, и порой мне думается, что виновник маминого скверного настроения он, его атмосфера, в которой ей приходится проводить дни напролет. Да уже один запах сырости, вид деревьев, особенно двух огромных елей, с которых срываются капли, действует угнетающе.

Наступает пятница, но, к моему удивлению, пока еще ничего не произошло. В четверг профессор снова задержал меня вечером, но по работе; сейчас все его мысли об исследовании, которое он проводит. Он что-то привил нескольким белым мышам и двум собакам и ежедневно обследует их в самой маленькой нашей лаборатории, что в глубине коридора. В ней днем и ночью дежурят лаборантки, следят за состоянием животных, каждый час регистрируют их температуру и кровяное давление.

Анализы крови профессор не доверяет никому, делает сам. Я не знаю, что он задумал. Нам он ничего не говорит, но, судя по его нервозности и странному блеску глаз, это будет, если все пройдет хорошо, крупное открытие.

В пятницу в обед ко мне за стол подсаживается Жиль Ропар. Мы с ним остались в самых лучших отношениях. Думаю, у него, как и у меня, сохранились приятные воспоминания о времени, когда мы были близки.

— Лора, хочу сообщить вам большую новость.

На людях он и раньше был со мной на «вы», а теперь у него просто не бывает случая обращаться ко мне иначе.

— Женитесь?

— В точку попали. Со вчерашнего дня я жених.

— Кто-нибудь из Бруссе?

— Нет. И не имеет вообще никакого касательства к медицине.

— Я ее знаю?

— Нет. Отец у нее архитектор, а сама она учится в Академии художеств.

— Давно вы знакомы?

— Полтора месяца. Любовь с первого взгляда! — Он подтрунивает над собой. Жиль — забавный парень, веселый, с чувством юмора.

— На днях представлю ее вам.

— Вы ей рассказали о нас?

— Точки над i я не ставил, но она подозревает, что я не девственник, — Жиль смеется, а потом с некоторой мечтательностью глядит мне в глаза. — Ну, а вы?

— Что я?

— Все так же — великая любовь, беспредельное благоговение?

— Это смешно?

— Нет. Наверно, даже прекрасно. Ему повезло. Я вот только думаю, что будет через десять или, скажем, двадцать лет?