…Все давно уже спали. Через несколько минут и Генка растворился в тряском беге вагона.
Вагон дернуло так, что спящего Генку протащило по нарам. Он открыл глаза и увидел, что сквозь щели и неплотно прикрытые окошечки пробиваются веселые солнечные лучи, в которых беспорядочно барахтаются мельчайшие пылинки.
Арвид еще спал, подтянув колени к стриженой голове, пытаясь таким образом спастись от ночного холода. Пиджачок и новая рубаха задрались, и была видна хрупкая мальчишеская спина с острыми холмиками позвонков.
Справа от Генки свернулся калачиком Матвей — Елочки Зеленые. Он спал, беззвучно дыша, и на его лице блуждала, то исчезая, то появляясь вновь, безмятежная улыбка.
Снизу доносился мощный храп лесоруба, и слышалось клокочущее и свистящее дыхание Николая.
В воздухе чуть пахло дымком сигареты, и Генка понял, что Владимир Астахов уже не спит. Он лежал на спине рядом с Николаем, а от Марины его отделял барьер из двух шикарных чемоданов.
Марина спала в позе бегуна, на правом боку, выбросив вперед согнутую в колене левую ногу. Лица ее не было видно. Уже поднявшаяся, чем-то озабоченная старушка увидела, что нога Марины оголена чуть выше колена, и, укоризненно покачивая головой, поправила платок, которым укрывалась молодая женщина.
Близнецы и мать еще не вставали. Вера и Надя лежали мордочка к мордочке, руки их переплелись. Спал и интеллигентный старичок, положив под щеку ладонь левой руки, и даже во сне его лицо было сдержанным и строгим.
Генка осторожно спустился вниз, подошел к двери вагона и выглянул в щель. Слева по ходу поезда он увидел проплывающий мимо примерно вчерашний пейзаж — сосны, ели, небольшие полянки со стожками сена и робкие тропинки.
Поезд остановился с грубой бесцеремонностью. От головы до хвоста прокатился лязг буферов. Пассажиры сразу завозились, заговорили. Надсадно закашлялся Николай.
— Открой, парнишка, двери, — к Генке подошла старушка. Голос ее звучал требовательно. — Надо мне.
Генка откатил двери, и щедрое, отдохнувшее за ночь солнце хлынуло в вагон. Утро было таким свежим и радостным, что каждая клеточка молодого Генкиного тела возликовала, запросила радости движения.
Старушка проворно сползла на землю, серой мышью юркнула куда-то. Через несколько минут она вернулась в вагон с замкнутым, строгим лицом.
Протирая глаза, к Генке подошел Арвид, он выглянул из вагона и сразу практично оценил обстановку.
— Эй, отличник! Видишь прошлогодний стожок? Давай наберем сена, а то у меня вся спина в занозах.
Они скатились вниз под откос и побежали к стожку.
— Красотища! — Арвид ухватил огромную охапку сена и с воплем помчался к вагону.
Генка не отставал от читинца.
— Молодцы, ребята! — в дверях улыбался посвежевший после сна Матвей. — Пожалуй, и мне надо сбегать, елочки зеленые!
Вагон сразу наполнился чудесным запахом сена. Подстилкой запаслись все. Последним вернулся с охапкой лесоруб.
— Принимай, папаша! — ласково рявкнул он. — Чтоб костями об пол не греметь.
Старичок учитель суетливо подхватил половину охапки, бегом отнес ее в угол и так же бегом вернулся за остатками сена.
— Вот уж, так скать, понежимся мы, — лесоруб вырос в дверях вагона, и Генка еще раз подивился росту и ширине плеч таежника.
Не забыли пассажиры и о женщинах. Николай и Владимир Астахов предложили сена старушке и Марине.
— Так-то будет помягче, — строго сказала старуха, принимая помощь как должное. Она даже не поблагодарила, а только стрельнула зорким глазом в Николая. Видно, помнила, старая, как тот накануне смеялся над ней.
Зато Марина наградила дарителей милой улыбкой, потом наклонилась, чтобы разровнять сено, а Николай, наблюдая за ее ловкими, по-домашнему уютными движениями, с хрипом втянул в себя воздух — вздохнул.
В это время мать потащила Надю и Веру к двери вагона. На краю площадки она подняла Веру, поддерживая ее за ноги, и скомандовала «пс-с-с», призывая дочь к действию. Но первой отозвалась на призыв Надя, пустившая теплые, дымящиеся в свежем воздухе струйки по обеим ногам.
— О, боже мой! — горестно запричитала женщина, но не успела шлепнуть Надю, потому что в этот миг Вера с ликующим криком пустила фонтанчик, сверкающий в лучах утреннего солнышка.
Пока мать воевала с близнецами, старый учитель и лесоруб сделали для них шикарное ложе из большой охапки сена, прикрытого пестрым половичком. И вернувшись к своему месту, женщина даже ахнула.
— Ну, спасибо, люди добрые! — Ее некрасивое одутловатое лицо осветилось улыбкой.
Читать дальше