Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

— А я тебя сразу узнал, — говорил Николай, теперь уже не худенький, длинноногий подросток, а здоровенный мужчина с загорелым и обветренным лицом. Только глаза были прежними, серовато-голубыми, какими-то почти детскими, наивными, — Поднялся на мостик перед сном: ложимся рано, вставать-то в пять. Гляжу — ты. Сразу даже не поверил.

Выбрались на паром. Николай привязал лодку, расспрашивал меня, когда приехал, надолго ли. И, выяснив все, сказал:

— Так ты, чудак, ночуй у меня здесь. Куда ты сейчас поплетешься, раз никого не известил? С утра машины пойдут, подбросят тебя до аэродрома за чемоданом твоим. И начнешь день. А у меня здесь каюта, постель для тебя найдется. Обоих помощников я в деревню, домой, отпустил, — пояснил он. — Сегодня ночью никого быть не должно. А к рассвету они придут.

— А если поедет кто? Случайно?

— Я и один управлюсь. Да и ты поможешь, — рассмеялся Николай. — Оставайся. Ужином накормлю. Ухой! И по стопочке у меня найдется.

Я недолго раздумывал, согласился. Куда уж было сейчас идти… Разумно говорил Николай.

В каюте было чисто, опрятно. Хозяин разогревал уху на керосинке и немного хвастался:

— У меня здесь благодать. Чудо! По заветным моим ямам я подпуска ставлю. Понял? Утром свежей жареной рыбой угощу. Чаек прямо из Ломенги, — знаешь, какая у нас вода. А спать будешь… Видишь подушки?

— Ну вижу.

— Они, брат, хоть не пуховые, а для сна получше. Я туда свежего сена набил. Да не простого, а с мятой да с разной другой травкой. Сон-трава. Ляжешь — мигом заснешь. И голова никогда не заболит. Вот так-то, — все похохатывал Николай.

Уютно было в каюте. Вспомнил я прежнюю избушку перевозчиков на деревянном пароме. Железную печку, накаленную чуть не докрасна, нары, драный ватник в изголовье. А все же хороши и те воспоминания. Молодость. В ней все хорошо. И третью, багажную полку, откуда контролер может стащить за ноги, будешь больше и лучше вспоминать, чем теперешнюю поездку в мягком вагоне с чаем, колбасой и сверхинтеллигентными попутчиками.

— Как же тебя сюда занесло? — спросил я, когда принялись за уху.

Николай посмотрел на меня, подумал и вдруг осознал, так сказать, подоплеку моего вопроса.

— A-а, вот ты о чем… Думаешь, проштрафился, погорел, одним словом? Да нет. Мне здесь хорошо. Я, брат, сюда по своей воле. Показать документы — удивишься: там только благодарности, выговоров не имеем.

Он помолчал.

— Потом — ведь все изменилось. Ты сколько здесь не был? Пятнадцать лет? Ну вот. Теперь все грамотные, многие с дипломами. А посмотришь — иной шоферит, иной на сплаве, иной как я.

— Может, это повлияло? — показал я на стопки, наполненные до краев.

— Что ты, не пью я. С тобой вот. Или случаем… Нет. Да я тебе все расскажу. Пей давай, ешь. Потом выйдем, проверим мое хозяйство перед сном, а тут я тебе и доложусь обо всем. На сон грядущий. И ты мне о себе расскажешь. Ладно?

Вкусна была уха. И костра не было, и не сам ловил, а вкусна. Верно говорят, что на реке уха вкусна не потому, что свежий воздух, костер, хотя и это не скинешь со счета. А должна, говорят, рыба вариться не позже, чем через час после улова, и в той воде, в которой поймана. Разное говорят. А вот вкусна уха, да и вкусна!

Поужинали, вышли на палубу. Затем поднялись на мостик.

Темной лентой лежала Ломенга в крутых берегах. Словно и не двигалась. Но у песчаных отмелей, на перекатах, вода переговаривалась, звенели струйки. Луна еще не взошла, и все было темным, хотя н различимым: леса, стога, резервуары нефтебазы. Молчание было в природе. Сытая тишина. А небо на западе казалось чуть-чуть светлее остального. И там еле проглядывался размытый след реактивщика.

— Чего мостик такой высокий? — спросил я громко, и эхо загуляло в берегах. Николай уже спустился и проверял, как закреплены причальные цепи.

— Да он еще и мал, — сказал он снизу. — Видишь, рулевой должен выше машин находиться, смотреть, что там сверху по реке идет. Особенно в сплав. А ведь с сеном едут, воза высоченные. Так что тяни шею, посматривай.

В каюте сели каждый на свою койку. И Николай начал рассказывать:

— Ну, стал я специалистом, поработал немного, потом армия. Да это еще при тебе было. А после службы я уже в другой области оказался, в Ярославской. С девчонкой переписывались. Поехал к ней. Женился. И сейчас живем. Детей двое. Зайдешь — увидишь.

Устроился в колхоз. Один из лучших колхозов в районе. И председатель один из лучших. В районе только о нем и разговор. Да и в области знают. Три года у него работал. И не сработался. Ушел. Хотя он уговаривал остаться.