Анатолий Знаменский - Иван-чай. Год первого спутника

Неужели прав Костя Меченый? Но тогда почему она ушла?

Впрочем, какое ему дело до всего этого? Ему тоже дан от ворот поворот.

Начиналась пора белых ночей, до десяти-одиннадцати часов теплились зыбкие, обманчивые сумерки. Снег в маленьком городском саду растаял, и они пошли по мокрым дорожкам меж голых березок и черных кедровых шатров в глубь садика, в глубь серых ночных сумерек.

В парке было пустынно, свежо. Тропа вела вниз, к озеру.

Озеро еще не растаяло, невнятно белело впереди, как оловянный выпуклый щит. У самого берега чернели скамейки, заколоченные с осени ларьки и киоски.

— Посидим? — тихо, почти шепотом сказала Лена.

Их укрыла тень разлапистой старой ели с заскорузлыми ветками и лохматой хвоей. Павел раскинул на решетчатой скамье шубную полу так, чтобы Лена могла сесть на нее, и девушка доверчиво прильнула к нему, стала под рукой вдруг маленькой и слабой.

Он хмелел от ее близости, от запаха ее волос и прошлогодней, упревшей листвы осин, горькой, очнувшейся в тепле хвои. Хмелел оттого, что сейчас ему все было можно и все нельзя, оттого, что Лена, переполненная радостным страхом, связывала его по рукам и ногам доверчивым шепотом:

— Ты… хороший, Павлик? Правда, ведь ты хороший?

Наверное, правда он был хороший, потому что очень боялся ее обидеть. Он даже ничего не рассказывал ей о себе, потому что ей нравилось жалеть его, поддерживать в трудную, как ей казалось, минуту жизни.

Но… куда все-таки пошла Надя?

Этот неожиданный вопрос вогнал Павла в стыд, и он вдруг обмяк, тревожно прислушиваясь к себе, к нехорошему разладу в душе.

— Знаешь что, Лена… — И рука, обнимавшая мягкое девичье плечо, расслабла сама собой.

— Подожди, подожди, Павлушка! — зашептала Лена, пугливо оглядываясь. — Помолчи немного.

Далеко на серой песчаной тропе появились два черных силуэта, покачиваясь, приближались к киоску. Невнятно бормотали полупьяные голоса.

— Ну, долго она… еще башку крутить тебе будет? — спрашивал один насмешливо.

— Сегодня я с нее за все получу! — хорохорился другой, ломкий, знакомый басок. Поджарые фигуры колыхались.

Павел узнал в сумраке комолую голову Валерки — он был в берете.

— Да не придет она! — хохотал Венька, грязно матерясь.

— А я говорю: придет как милая! — доказывал Валерка басом. — Я на нее три косаря потратил, а как отца забрали, она — в сторону, подлюка! Сдвигай скамейки!

Они суматошно возились у ларя. Сдвинули скамейки так, что получился не то широкий топчан, не то средневековый эшафот. Венька хихикал, «заводил» своего дружка, потом запел тихонько шаловливую песенку: «Девочка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме…»

«Надьку ждут?!» — в страхе подумал Павел, порываясь встать. Лена тихонько охнула, пряча лицо в полушубке, на его груди.

— Не придет! — игриво пищал Веник.

— Молчи, вот тут, за ларьками, стой, — пьяно командовал Валерка. — В случае чего — на подмогу.

«Когда же они успели налакаться?!»

Лена тоже, видимо, догадалась, кого поджидали те двое у сдвинутых скамеек. Она вцепилась в рукав Павла, ни за что не хотела отпускать его от себя. Шептала из-под руки: «Не надо, не ходи, Павлик, они же пьяные… с ножами, наверно!»

— Да не придет она, — с торжествующей уверенностью сказал Павел, скрадывая хриплость, не спуская глаз с черных скамеек и комолой головы. — Не придет.

И больно стиснул плечи Лены.

На мокрой тропинке заскрипел песок, мелькнул в зыбком сумраке белый пуховый беретик.

Она все-таки шла сюда! Шла к темным ларям, к молчаливо ждущему эшафоту!

Куда идешь, Надька! Куда идешь?!

— Доброй охоты! — громким шепотом сказал Венька из-за пивного ларька.

Павел машинально освободился, привстал.

— Не ходи, не ходи, Павлушка! — давясь всхлипом в шубной меховине, молила Лена, не сознавая, о чем просит его, от чего удерживает в такую минуту. — Не ходи, не ходи, милый Пав…

Звонкая пощечина у ларька ошеломила всех. Валерка качнулся.

— Т-ты… так?

— Я же тебе сказала, чтобы ты больше никогда… — строгий, начальственный голосок Нади вдруг оборвался на полуслове. Валерка зажал ей рот, на помощь ему вывернулся Веник, затрещали пуговицы знакомой шубейки-ментика… Надя закричала падая.

Павел так поддел Веньку ногой, что тот сел и начал шумно глотать воздух. Схватив Валерку за шиворот, он успел трижды влепить окостеневший кулак в мягкое, серое, испуганное лицо. Брезгливо отшвырнул через скамью.

— Рви! Мотай отсюда, с-сопля! — рявкнул он и, оглянувшись, двинул еще раз привставшего Веника.