Николай Глебов - В степях Зауралья. Трилогия

Когда показался Русаков, он круто повернулся навстречу и, козырнув, подал команду своим людям:

— Встать! Смирно! Равнение налево! — Пристукнув каблуками, произнес четко: — Товарищ командир, я бывший военный комиссар Озернинского волревкома, Николай Медовиков. Прибыл в ваше распоряжение с группой партизан в количестве четырнадцати человек.

— Откуда, ребята? — спросил Русаков.

— Из Сетовой!

— Мы из Речной! — послышались голоса.

— А вы? — обратился он к Медовикову.

— Я из Орловки. Там и скрывался последнее время от белых.

— Мы все из одной волости… Ну, и решили с Николаем Матвеевичем идти к тебе. Он ведь унтер-офицер, а потом, как ни говори, был военком, — продолжал крестьянин. — Да и отца его знаем. Правда, тихий мужик его отец-то, но зато сын боевой. Вот и выбрали себе командиром, — говорил один крестьянин.

— Генеральскую шинель где взяли? — разглядывая красную подкладку шинели Медовикова, спросил Русаков.

— В семнадцатом году снял с одной гидры, — рассмеялся тот.

— Я в этом не вижу смешного, — холодно сказал Русаков, — форсить в генеральской шинели не время!

В группе людей прошел шепот одобрения.

— Для первого знакомства пропесочивает нашего Николу, видать, правильный командир.

— Пожалуй, Медовикову туго придется. Ходу ему не дадут, — послышался сдержанный говор.

Вновь прибывших зачислили в отряд Батурина.

Жизнь в партизанском лагере шла своим чередом. Днем под руководством Епифана и Медовикова шли занятия по военной подготовке, вечером Русаков проводил беседы, и только глубокой ночью жизнь в Куричьей даче затихала. Лишь на заставе и в «секретах» бодрствовали люди, охраняя лагерь. Медовиков избегал встреч с Русаковым, держался обособленно, прислушиваясь к разговорам партизан.

Однажды Дороня с Яном, находясь в «секрете», услышали подозрительный шорох. Кто-то крался между кустов, направляясь к опушке леса. Ночь была темная, тучи черной громадой нависли над уснувшим лесом. Тишина. Шорох послышался ближе. Тронув локтем подчаска, Ян прошептал: — Должно, колчаковский лазутчик, спеши на заставу, только не шуми.

Дороня ползком выбрался из «секрета» и исчез в темноте. Ян нащупал спуск затвора винтовки и весь превратился в слух. На той стороне балки послышался крик совы. Недалеко от прижавшегося к земле Яна ответила вторая. В мрачном безмолвии леса голоса ночных птиц звучали зловеще.

Дороня услышал треск сухой ветки, поспешные шаги и припал к дереву. Мимо прошел человек, остановился недалеко и закричал, подражая крику совы. Шаги теперь слышны были с двух сторон, они сходились. Незнакомый хриплый голос:

— Что там?

— Партизаны готовятся к вылазке на станцию Мишкино.

У Дорони зашевелились на голове волосы: он узнал голос Медовикова.

Разговор продолжался:

— План?

— Отряд Батурина сходится в селе Рыбном. Оттуда под видом крестьян мелкими группами просачивается на станцию и начинает захват цейхгаузов.

— Еще что?

— Передайте коменданту, что здесь находится чех-коммунист. Ему дано задание проникнуть в город. Вероятно, он будет у своей жены Федосьи Лоскутниковой. Организуйте слежку.

— Хорошо. Увидимся дня через два… — заговорил поспешно первый. — Боюсь за лошадь, да и шагать до старой вырубки неблизко… — Голоса умолкли. Ночные «совы» разошлись. Мысль в голове Дорони заработала лихорадочно.

— Если бежать до заставы — человек из города успеет дойти до старой лесосеки, а там — на коня. Как быть? Нужно перехватить лошадь, а потом на заставу. Иначе отряд Батурина погибнет…

Дороня опустился на четвереньки, пополз от опасного места. Углубившись в лес, вскочил на ноги.

В полусумраке рассвета Дороня заметил в старой лесосеке лошадь незнакомца, подбежав, размотал повод и вскочил в седло. Пересекая старую вырубку, увидел, как сподвижник Медовикова, выбежав на кромку и заметив Дороню, вскинул винтовку. Подросток пришпорил лошадь. Вслед раздался гулкий выстрел, за ним второй. Дороню ожгло в правое плечо. Собрав силы, юный партизан хлестнул коня поводом. Лошадь, перескакивая через пеньки и коряги, понеслась к заставе. Последнее, что помнил Дороня, это склоненные над ним лица партизан.

— На вырубке колчаковец, — прошептал он и впал в забытье.

Лазутчик был убит. В его карманах нашли документы, изобличающие Медовикова.

Связанный по рукам, мнимый партизан стоял среди хмурой толпы, в центре которой лежал прикрытый шинелью Дороня. Лицо Григория Ивановича было сурово.