Николай Глебов - Карабарчик. Детство Викеши. Две повести

Из Ануя Евстигней Тихонович Зотников выехал в полдень. Стояла жара. В горячем воздухе трепетало марево, и, казалось, все живущее на земле попряталось в тени. Поникли и травы, только яркие огнецветы, раскинув свои жёлтые лепестки, как бы радовались палящему зною июльского солнца. Тишина. Изнемогая от жары, Зотников откинулся в глубь тарантаса и задремал. Не заметил, как проехал небольшое алтайское село и стал подниматься на перевал. Вдруг лошадь остановилась и беспокойно повела ушами. Евстигней проснулся и лениво подстегнул коня:

— Н-но-о!

Лошадь не двигалась.

— Что за оказия? — Зотников вылез из тарантаса.

У дороги лежала мёртвая женщина, судя по лицу, — алтайка. Возле неё, обхватив тонкими, как плеть, руками голые колени, сидел мальчик. По его лицу, оставляя грязный след, катились крупные слёзы.

Зотников шагнул к женщине.

— Должно, с голодухи померла алтайка. Мрут они нынче, как мухи, — перекрестившись, Евстигней оттащил мёртвое тело подальше от дороги.

«Как же с парнишкой быть?» — подумал он и обратился по-алтайски к мальчику:

— Как тебя зовут?

— Карабарчик [1] Карабарчик — скворец , — чуть слышно ответил тот.

— Да ты, друг, на скворца-то не похож, а скорее на полудохлого котёнка, — улыбнулся своей остроте Зотников. Потом, приняв, видимо, какое-то решение, поднял мальчика и усадил в тарантас.

— А мама? — полные слёз глаза найдёныша уставились на труп матери.

— Каюк твоей мамаше, померла!

Евстигней тронул коня вожжами; тарантас стал медленно спускаться с перевала.

В сумерках они проехали долину и, миновав одинокие жилища алтайцев, стали приближаться к Чарышу.

Заимка Зотникова была расположена в южной части высокогорного Алтая, вдали от проезжих дорог. Кругом стояли нетронутые леса, таёжная глухомань. Ниже по течению Чарыша, за мрачным ущельем Яргола, шли русские сёла: Тюдрала, Талица и Чечулиха.

Появился Зотников в этих местах лет десять назад. Мелкий торговец, он случайно забрёл на заимку богатого старообрядца Кузьмы Ошлыкова, и, к удивлению соседних заимщиков, осторожный к людям Кузьма выдал за него единственную дочь. Вскоре Ошлыков умер. Евстигней стал обладателем богатого наследства. Трезвый и расчётливый, он умело повёл хозяйство тестя. И чем больше богател, тем сильнее охватывала его страсть к наживе, тем больше черствела душа. Вёл знакомство Зотников только с местной знатью; особенно был дружен с кривым Яжнаем, стада овец и табуны лошадей которого паслись в плодородных долинах Келея.

Обычно Яжнай приезжал на заимку Зотникова ночью. Запершись в маленькой комнате обширного дома, при слабом свете ночника хозяин с гостем вели таинственные разговоры. Нередко эти совещания кончались поспешными сборами: оба куда-то уезжали. Возвращаясь из одной такой поездки, Евстигней и нашел Карабарчика на перевале.

Подъехав к дому, Зотников долго стучал в тяжелые, окованные жестью ворота. На стук вышел работник Прокопий.

— Сонная тетеря! Стучу, стучу, словно-подохли все! Открывай!

Прокопий распахнул ворота и пошёл вслед за тарантасом.

— Распряги коня, поставь на выстойку, возьми в коробке алтайчонка — должно, спит дохлятина! — унеси его к себе в избу, а утром приведешь ко мне, — сказал Евстигней угрюмо и стал подниматься на крыльцо. — Только гляди за ним, как бы не убежал!

Прокопий бережно поднял спящего мальчика на руки.

— Ишь, сердечный, умаялся за дорогу, — произнёс он сочувственно и, войдя в избу, осторожно положил найдёныша на лавку и зажег огонь. — Мать, а мать! — Прокопий потряс за плечо спящую женщину. — Вставай, бог еще сына дал.

Степанида, жена Прокопия, поднялась с постели и подошла к лавке.

— Чей это?

— Кто его знает! Хозяин привёз, а где взял — не знаю. Утром велел к себе привести.

Женщина участливо посмотрела на спящего ребёнка.

— Худой какой! Кожа да кости. Покормить его, Проня, что ли?

— Не тревожь. Постели мой тулуп да укрой чем-нибудь, пускай спит. Утром покормим.

— Мам, а мам, кого это тятя принёс? — послышался с полатей полусонный мальчишеский голос.

— Спи, Яшеньки, спи! Скоро утро, — ответила Степанида и принялась мастерить постель нежданному гостю.