Николай Глебов - Карабарчик. Детство Викеши. Две повести

— Где ведро?

— Разбилось.

— Ах ты, мошенник, хозяйское добро портить!

Рассвирипевшая Варвара пнула Кирика в грудь. Падая, он ударился виском о перила крыльца и очнулся только в избе Чугунного.

Лишь на третий день мальчик слез с полатей и подошёл к окну, на котором суровый мороз вывел причудливые узоры. Подыщал на стекло и в сумерках наступающего вечера увидел на дворе несколько кошёвок, лошадей с наброшенными попонами. Видимо, у хозяина были гости.

Скрипнула дверь, вошёл Чугунный, по обыкновению, навеселе.

— Гуляем, Кирька! Рождество. У Евстигнея ёлка. Гостей съехалось — невидимо! — Иван закурил трубку. — Ты тут домовничай. Я до утра не приду. Да! Хозяйка наказывала, чтобы ты попозднее принёс ей капусты из сенок. Смотри, не забудь, — Чугунный взялся за дверную скобу.

Сумерки сгущались. Мальчик по-прежнему сидел у окна в холодной избе, никому не нужный и чужой. Как только в доме Зотникова зажглись огни, он, захватив горшок с капустой, направился к богатому жилью хозяина.

На кухне от пряных запахов закружилась голова. Из комнаты доносились смех и весёлые детские голоса.

Поставив капусту на подоконник, Кирик приоткрыл дверь и замер очарованный.

Посередине большой комнаты увешанная разноцветными игрушками, вся в огнях, сверкала ёлка. Вокруг неё, взявшись за руки, кружились нарядно одетые дети.

Кирик невольно шагнул вперёд и остановился на пороге. Затаив дыхание, не отрывал глаз от невиданного зрелища. Около ёлки стоял, опираясь на палку, длиннобородый старик, в белом тулупе и такой же шапке.

В руке он держал корзинку, из которой выглядывала чудесная лошадка. С её гордо изогнутой шеи спускалась чёрная грива, бисерные глаза горели при свете ёлочных свечей. На лошадке были узда и лакированное седло — настоящее седло с серебряными стременами.

Румяный ёлочный дед ласково смотрел на Кирика, как бы приглашая его покружиться вместе с ребятами.

— Алтаец пришёл, — послышался голос Стёпки, и очарование исчезло.

— Алтайчонок, алтайчонок! — шумная ватага ребят окружила мальчика. Один дёрнул его за рукав, другой сбил шапку, и с криком «куча мала!» все друзья Стёпки навалились на пришельца.

Из соседней комнаты выплыла пышно разодетая женщина, за ней семенил на коротких ногах тюдралинский писарь.

— Дети, нельзя! — сказала она важно и уплыла.

Ребята с шумом бросились к ёлке. Пьяный писарь подошёл к Кирику и подал ему яркую конфетную обёртку.

— Кушайте, — сказал он ехидно.

Мальчик доверчиво развернул бумажку и, не найдя конфеты, в недоумении посмотрел на зотниковского гостя.

Писарь залился дробным смехом, хлопнул по плечу озадаченного мальчика и, сощурив глаза, спросил:

— Ну, как, вкусная? Может, еще дать?

Кирик отвернулся. Вздохнув, вышел из дому, постоял в нерешительности на крыльце и, медленно спустившись со ступенек, направился к избе. Подходя к ней, заметил недалеко от порога тёмную невысокую фигуру и, приглядевшись, узнал Яньку. Возле него вертелся Делбек, весело помахивая хвостом.

Кирик бросился к другу.

Скрывая радостное волнение, Янька проговорил важно:

— Тебе мама гостинцев послала.

В избе он развязал узелок и стал выкладывать подарки Степаниды.

— Вот шаньги, ешь! Да постой! Я их разогрею в печке, мёрзлые они…

— Мы не топили печку, холодная она…. Я и так съем.

— Вот тебе леденцы. Это мама послала. Ты их пососи, шибко сладкие! А это я тебе дарю! — развернув бережно бумагу, Янька достал картонную лошадку.

Лицо Кирика порозовело. Взяв осторожно игрушку, он поднёс её к лампе, стоявшей на высокой подставке недалеко от полатницы. Правда, конь был хуже, чем тот, которого видел Кирик на ёлке — вместо чёрной волосяной гривы свисала мочалка и не было седла — но зато он был на деревянных колёсиках и хвост держал трубой.

Налюбовавшись лошадкой, Кирик пустил её по наклонной полатнице в угол. Колёсики заскрипели, и чем дальше катился конь, тем быстрее был его ход и сильнее развевалась мочальная грива. Наконец конь уткнулся в угол, из которого шмыгнули по сторонам трусливые тараканы.

Когда мальчики вдоволь наигрались конём и стали укладываться спать, Янька сообщил:

— От тяти письмо пришло с фронта. Его немцы ранили в ногу, лежал в госпитале. Пишет, что нога зажила и опять отправляют на фронт. Ещё пишет, что за храбрость «георгия» [6] Георгиевский крест — высшая награда, которую давали солдатам царской армии за военные заслуги. получил. Думает, что ты с нами живёшь. Велел нам жить с тобой дружно.