Юрий Смолич - Мы вместе были в бою

И вдруг перед ним в предвечернем сумраке возник и заполнил собой комнату образ Марии. Он был неотступным с той минуты, как вошел в душу Стахурского вчерашней ночью, и сейчас он снова был таким властным, что дальше жить без него было невозможно.

Стахурский подошел к телефону и позвонил секретарю райкома.

— Ну, как? — спросил секретарь.

— Ничего, — ответил Стахурский, — пришли уже сорок товарищей…

— А как Власенко?

— Принимаем вдвоем. Он обрадовался. Говорит: теперь скорее отпустят на производство. Хочет ехать на Донбасс, восстанавливать теплоцентрали.

Секретарь помолчал, потом сказал:

— Хорошо.

Тогда Стахурский сказал то, что он никак не решался произнести.

— Товарищ секретарь, в течение недели мы закончим прием и наладим ремонт. Но я тогда сгоряча говорил… Понимаешь… На несколько дней, до начала учебного года, мне необходимо съездить в Алма-Ату.

— В Алма-Ату! — удивился секретарь.

— Мне необходимо поехать туда.

— Что тебе нужно в Алма-Ате?

— У меня там невеста, и я должен привезти ее сюда.

Секретарь немного помолчал, а потом недовольно сказал:

— Надо было подумать об этом раньше…

— Я должен поехать, — повторил Стахурский.

— Раньше чем на зимние каникулы тебе не удастся…

Стахурский положил трубку.

В комнате было тихо, лишь отголоски городского шума непрерывным потоком вливались в окно. Луч молодого месяца осветил развалины университета, блеснул на влажном от вечерней росы асфальте бульвара. Потом скользнул в окно, протянулся по полу и лег на стол.

Второй день закончился.

Каким будет третий день?

— Я не могу без тебя, Мария! — вслух промолвил Стахурский.

Марии тогда было не по себе.

Их позвали вместе, Пахола и ее. Но дело приняло такой оборот, что разговор шел теперь с одним Пахолом, а ей, должно быть, просто забыли сказать: «Ты свободна, можешь итти».

Пахол так волновался, что лицо его то бледнело, то краснело, то покрывалось лиловыми пятнами. Голос его дрожал, а порой он и вовсе беззвучно шевелил губами.

— С вашего позволения, прошу внимания у вашего доброго сердца. Прошу правильно понять меня…

Он смотрел с надеждой на комиссара, словно звал на помощь именно его, Стахурского, которому спас жизнь, которому помог вывести из города подпольщиков, обреченных на гибель, и под командой которого почти полтора года прошел с боями от Южного Буга сюда, за Карпаты, до берегов родной Тиссы.

Стахурский обратился к командиру:

— Боец Ян Пахол за время пребывания в отряде не имел взысканий. Приказы выполнял точно. В Подволочиске принимал участие в уничтожении гестапо. В селе Подгоряны сжег три вражеских самолета на аэродроме. На его личном счету больше двадцати убитых гитлеровцев. Бойцы любят и уважают товарища Пахола…

В лесу было необычайно тихо. Замерли ветви столетних пихт. Очевидно, собирался дождь. Даже здесь, над обрывом, где почти никогда не затихал ветер, стоял неподвижный, удушливый зной. Тучи медленно выплывали из самой глубины необъятной венгерской котловины, из-за далекой Тиссы. Вся долина между горами и синей лентой Латорицы словно слегка дрожала в мареве знойного августовского дня.

Штаб отряда расположился на лесной опушке над обрывом — город Мукачев еле маячил внизу в туманной дымке.

Командир поднял голову и вдруг повернулся к Марии.

— Ну, скажи, Мария, как боец и коммунист, что ты думаешь по этому поводу?

Вопрос так неожиданно был адресован к Марии, что она растерялась, но быстро овладела собою и тихо промолвила:

— Я понимаю товарища Пахола, но он боец и должен делать так, как ему прикажут.

Пахол еле слышно произнес:

— Я не видал их с тридцать девятого года, с сорок первого не знаю, живы ли они… Может, уж и в живых нет.

Закарпатский город Мукачев был родным городом Пахола. Там в тридцать девятом году фашистские захватчики разлучили его с женой и детьми. Теперь Мукачев — вот он — лежал прямо перед отрядом и перед Яном Пахолом из Мукачева. Когда ветер дул из долины в горы, он приносил ароматы садов и дым печей. Но в Мукачеве еще стоял враг. В задачу отряда не входило овладение городом. И завтра он уже останется далеко позади.

Все посмотрели в сторону города — перед глазами простиралась широкая долина в сухом мареве — и все глядели на нее. Справа и слева, гора за горой, спускался в долину Карпатский хребет, горные склоны были покрыты лесами, потом расстилалось плато, а ниже, у самого подножья зеленели виноградники. Дальше начиналась ровная, чуть приподнятая степь, среди которой сиял город Мукачев и, господствуя над местностью, на высоком холме стоял мукачевский замок.