Юрий Смолич - Мы вместе были в бою

Дверь распахнулась, и вошел Власенко.

Брови его обиженно хмурились.

— Ну, здорово, Стахурский! — сказал он несколько громче, чем это принято для приветствия. — Когда я тебе предлагал, — ты не соглашался, а потом…

— Меня направило управление кадров ЦК. А когда я приходил сюда утром, то даже не представлял себе, что придется здесь работать. Я в самом деле хотел пойти на строительство. А меня направили сюда на твое место — исполняющим обязанности директора.

— А-а! — удивился Власенко. Но сразу же весело засмеялся. — Ей-богу, правильно: ну какой из меня научный работник и директор? Мне на производство нужно. Теперь, когда директор есть, меня отпустят: поеду на Донбасс теплоцентраль восстанавливать. Просто здорово!

Вошел Никифор Петрович с тряпкой и начал старательно вытирать пыль.

— Никифор Петрович, — сказал Стахурский, — вы тряпку эту бросьте и найдите кого-нибудь, кому передать ее вместе с прочими вашими обязанностями.

Никифор Петрович настороженно взглянул на Стахурского:

— Вы меня увольняете?

— От обязанностей швейцара увольняю. Но назначаю вас на другую работу.

— Товарищ Стахурский! — дрожащим голосом произнес старый швейцар. — Я не могу на другую работу, я привык…

— Успокойтесь, Никифор Петрович, — сказал Стахурский, — вы привыкли не к месту швейцара, а к институту.

— Истинно так.

— Так вот: вы назначены заведующим хозяйством института.

Старый швейцар стоял ошеломленный. Он не мог вымолвить и слова. Услышанное дошло до его сознания, он его постиг, но еще не в состоянии был реагировать.

— Так вот, — сказал Стахурский, — мы доверяем вам, верим в ваши знания и любовь к институту. Поздравляю вас! Вам первое время будет не легко на этой работе, но мы поможем вам, как сумеем. Хотя думаю, что вы справитесь лучше нас. Очень прошу вас, Никифор Петрович, завтра в девять утра прийти сюда, и мы с вами сядем и обмозгуем план неотложного ремонта. А теперь мы с товарищем Власенко начнем прием.

Никифор Петрович слегка подтянулся.

— Слушаю, товарищ директор.

Он вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Четверть седьмого, — сказал Стахурский, — пятнадцать минут академического опоздания прошло. Давай, Власенко, начнем. Товарищ Дятлова! Приглашайте товарищей. Пусть заходят по одному.

Секретарша ушла. Дверь сразу же снова открылась, и странное ощущение потрясло Стахурского: сердце его замерло и провалилось в бездну точно так же, как полжизни тому назад, когда он сам впервые переступил порог директорского кабинета. На пороге стоял юноша в кителе с погонами лейтенанта. Он щелкнул каблуками по-военному и спросил:

— Разрешите войти, товарищ майор?

— Прошу, — сказал Стахурский. — Садитесь. Только теперь я такой же майор, как вы лейтенант. Сейчас я директор, а вы студент. Сегодня мы с вами еще не успели, а завтра уж будем в штатском. Вы когда демобилизовались?

— Со второй очередью, товарищ май… директор.

— Значит, вместе. Вы подали заявление в институт, но хотите говорить со мной лично. В чем дело?

Лейтенант замялся.

— Видите, товарищ директор, хотя вступительных экзаменов и нет, но конкурс очень строгий — одна вакансия на трех, а у меня в аттестате тройки, и я боюсь, что меня не примут.

— Демобилизованные принимаются вне очереди, — сказал Власенко.

Я знаю это, товарищ подполковник, — сказал лейтенант, поворачиваясь по-военному всем корпусом к тому, с кем разговаривает: военная выправка стала его привычкою. — Но ведь демобилизованных чуть ли не три четверти. По два на одну вакансию.

— Почему же вы полагаете, что вам надо оказать предпочтение перед другими? — спросил Стахурский.

Лейтенант еще больше смутился. Он потупил глаза, потом поднял на Стахурского растерянный, почти детский взор. Лейтенанту было не больше двадцати двух лет, но на груди его была Красная Звезда, медаль «За отвагу» и четыре медали за города.

— В том-то и дело, — тихо сказал он, — что у меня нет никаких преимуществ перед другими товарищами. Вот почему я и хотел поговорить с вами перед приемом.

Стахурский развел руками:

— Но почему приемная комиссия должна принять именно вашу кандидатуру, а не другую?

— Видите… — лейтенант совсем смутился, — война прервала мне… Я всю жизнь мечтал стать архитектором-строителем. Только архитектором и больше никем… — Губы его задрожали, как у ребенка, и казалось, он готов был заплакать.

— Ясно! — сказал Власенко.

— Хорошо, — сказал и Стахурский, — комиссия это примет во внимание. Призвание — это крупное преимущество перед остальными.