Александр Розен - Почти вся жизнь

— Они нас в вилку берут, — сказал Ларин серьезно, словно и впрямь немцы их двоих искали в Ленинграде.

С быстротой курьерского поезда промчался трамвай по Восьмой линии. И вдруг резко остановился. Сразу стало людно. Где-то зазвенело стекло. И словно звон этот был сигналом к разрушению, рухнула какая-то тяжесть, увлекла за собой другую, грозя обвалом всей неизвестной громаде.

Ларин втащил Ольгу в подворотню. Здесь уже стояло несколько человек. Старик в безрукавке и роговых очках, женщина с ребенком на руках и еще две женщины, обе с портфелями.

Разрушение продолжалось. Не было слышно свиста, только падение невидимых тяжестей заставляло вздрагивать улицу.

— А как вы думаете, товарищ капитан, какого калибра снаряды? — спросил Ларина старик в безрукавке.

— Не знаю, не могу определить…

— Калибр двести десять, — сказал старик в безрукавке и посмотрел на Ларина поверх очков. — Вот так-то.

— Проехало! — сказала женщина с портфелем, прислушиваясь.

Ларин тоже прислушался. Падение тяжестей прекратилось. Снова был слышен рассыпчатый грохот вдали.

— Второй раз он по тем же местам не стреляет, — робко сказала женщина с ребенком на руках.

— Глупая примета, — заметил старик в безрукавке и вышел на улицу.

Панель и мостовая были засыпаны щебнем и стеклом. На углу остановилась машина «скорой помощи». Из нее выскочили девушки с носилками.

— Трамвай! — крикнула Ольга и помчалась к остановке. Ларин за ней.

В проходной завода они расстались, и Ларин обещал ровно в четыре прийти сюда за женой. Он подошел к окошечку дежурного, попросил выписать пропуск к директору завода.

— Скоро, товарищ капитан, немцев прогоним? — спросила старуха вахтерша. — Каждый день по заводу шпарит. Шпарит и шпарит… — Она хотела еще что-то сказать, но, взглянув на Ларина, только вздохнула: — Пройдете двор, по левую руку от садика — заводоуправление.

Грачев ласково принял Ларина, обнял, расцеловал. Ларин отдал ему письмо Смоляра. Грачев неторопливо ножичком вскрыл конверт, вынул письмо, прочитал внимательно, затем, снова вложив его в конверт, спрятал в ящик.

— У Бати скверное настроение? — спросил он озабоченно.

— Я подполковника перед отъездом всего-то две минуты видел.

— Ну, а в бою разве не вместе были?

— Да нет. Я с пехотой впереди был, ну и…

Ларин оборвал себя. Вчера, когда командир полка передал ему письмо для Грачева, Ларин подумал, что вот как хорошо, вот кому он обо всем расскажет, обо всем, что пришлось пережить. В финскую кампанию и в начале Отечественной Грачев был комиссаром полка. Он дружил с Батей. Его любили и уважали за сильный характер и за доброту к воюющему человеку. Очень хорошо умел Грачев слушать. Молчит, слушает и, кажется, без слов говорит с тобой.

Но сейчас Ларин чувствовал необычную скованность. Быть может, причиной ее был только что пережитый страх за Ольгу и смутное, но тяжелое ощущение собственной вины.

— Попал я в окружение, — сказал Ларин угрюмо. — Ну, а поддержать нас не смогли… Немцы, конечно, навалились…

— Ах, вот что! — воскликнул Грачев. — Знаю, Знаю… Осталось вас семеро, отбивались. Знаю.

— Четырнадцать человек, Илья Александрович. Откуда вы знаете про нас?

— В Военном совете слышал. Говорили… Ну, словом, говорил такой человек, что я не мог усомниться. Слышал: наша дивизия прорвала немецкий фронт, а потом сдерживала натиск пяти отборных немецких дивизий…

— Пять дивизий? — спросил Ларин.

— Вот здесь, здесь это было, — сказал Грачев, подходя к карте.

Лигово, Пушкин, Колпино, Мга… Линия фронта обведена красным карандашом.

Странной казалась Ларину эта карта. Он привык к миллиметровке. Вынул ее из планшета, развернул.

— Вот, Илья Александрович, здесь примерно наша траншея. Я отчеркнул…

Но Грачев не стал разглядывать ларинскую карту.

— Вот здесь, — показал он на треугольник железных дорог. — Здесь немцы сосредоточили войска. Отсюда должны были прорвать наш фронт. Но этого не случилось. Провалились немецкие планы, — сказал Грачев и постучал пальцем по карте.

— Илья Александрович, — сказал Ларин, восторженно глядя на Грачева, — я так обо всем Ольге и расскажу…

— Ольге? — переспросил Грачев. — Ну вот что, друже, мне пора начинать рабочий день. Этот заводик — дело довольно хлопотливое. Зайдешь еще ко мне? Я письмо к Бате приготовлю.

— К четырем обещал Оле быть возле проходной.

— Держи пропуск. Зайдешь ко мне, а потом в цех за женой. Так?