В дивизию майор Коротков вернулся глубокой осенью и попал в те же места, где был ранен. Он торопился в полк, которым командовал до ранения, но прежде он должен был повидаться с командиром дивизии полковником Виноградовым.
Только начинало светать, и Коротков дожидался полковника в комнате, хорошо ему знакомой. Те же обои в цветочках, керосиновая лампа в виде фонаря, большой круглый стол с резьбой на ножках — все так же стояло и летом и прошлой зимой, когда дивизия заняла этот рубеж.
— Как себя чувствуете, товарищ майор? — спросил его адъютант командира дивизии.
— Отлично, — отвечал Коротков.
В дверях стояли шофер полковника — Гринько, молодой парень, старательно отращивающий усы, и повар Иван Иванович. Они молча смотрели на Короткова. Они видели, что Коротков изменился. И не только потому, что после ранения стал хромать на правую ногу (хромота эта не так уж была заметна), — изменился он весь почти неуловимо, и только человек, хорошо его знающий, мог это определить.
Иван Иванович погасил лампу, а Гринько поднял занавеску.
Холодный туман сонно сползал с изб, открывая деревушку. Черные сучья деревьев дрожали на ветру. Сразу же за деревней шло поле — все в болотных кочках и воронках от артиллерийских снарядов и мин. В ясную погоду можно было отсюда различить рощу, в которую упиралось поле. Когда в дивизию приезжали из города артисты на концерт, они обычно спрашивали:
— А где фашисты? Далеко?
Полковник подводил их к окну, рукой показывал направление:
— Видите рощу?
В штабных донесениях фашистская оборона называлась: «Роща Фигурная», а в обычных разговорах — Фигурная роща.
За эту Фигурную рощу шли бои и прошлой зимой и летом. В бою за Фигурную рощу был ранен Коротков.
— Товарищ майор, к командиру дивизии! — сказал адъютант.
Коротков, стараясь как можно незаметнее хромать, прошел в смежную комнату:
— Товарищ полковник, майор Коротков по вашему приказанию…
— Ну-ну. Вижу, что прибыл, — сказал Виноградов. — Садись, рассказывай.
— Что ж, товарищ полковник, жизнь госпитальная, сами знаете…
— Знаю. Значит, воевать?
— Воевать, товарищ полковник.
— Места старые, хорошо тебе известные, — сказал Виноградов.
Если бы посторонний человек услыхал эту фразу, он бы ничего особенного в ней не нашел, но Коротков сразу же уловил невеселую интонацию. Фраза Виноградова означала: вот уже вторая зима, а мы находимся все на том же рубеже, и все та же роща Фигурная перед нами. За этой фразой вставала прошлая зима, когда этим рубежом гордились не только в дивизии, но и в армии. На этом рубеже были остановлены гитлеровцы, рвавшиеся к городу.
— Последний рубеж, — говорил тогда командир дивизии, — назад ни шагу ступить нельзя.
Рубеж остался нашим. Наступление гитлеровцев захлебнулось здесь осенью сорок первого. Памятен день, когда командир разведвзвода младший лейтенант Волков, стоя перед командиром дивизии в грязной и насквозь промокшей плащ-палатке, доложил:
— Противник закапывается в землю. — Он что-то хотел добавить, но только еще раз повторил: — Закапывается…
В этом слове был главный итог кровопролитных боев. Гитлеровцы поспешно укрепляли Фигурную рощу и возводили сильные укрепления.
Говоря о «старых, хорошо известных местах», полковник, вероятно, имел в виду и летнюю попытку взять Фигурную рощу приступом. В августе сорок второго Коротков со своим полком вклинился в глубину вражеской обороны, но другие части дивизии не смогли продвинуться, и гитлеровцы перегруппировались, подвели резервы и сами перешли в контрнаступление. Под шквальным огнем Коротков выстоял трое суток. На четвертые сутки, уже будучи раненным, он получил приказ Виноградова отойти на исходные позиции…
— Заместитель твой, Егорушкин, хорошо справляется с полком, — продолжал Виноградов доверительно и подвинул свой стул ближе к Короткову.
— Способный, волевой командир, товарищ полковник…
— Способный, — подтвердил Виноградов. — Вот я и думаю: в связи с тем что ты назначен начальником штаба дивизии, утвердить Егорушкина командиром полка.
Читать дальше