Владимир Дудинцев - Повести и рассказы

Увидев нас, Панкратий Савельевич вышел на середину улицы — тонконогий, в накинутом на плечи черном полушубке, затертом до блеска. Он замахнулся кулаком на лошадей, и сани резко остановились.

— Не обижайся, дорогой, — объявил он, глядя на меня веселыми черными глазами. — Не обижайся, дальше ходу нет. Застава! — и повел лошадей к своим воротам. — Сам виноват, милый человек, — на ходу продолжал он прерванный горячий разговор. — У тебя мотор и то не выдержал. А механик, думаешь, железный? Три ночи подряд работать не могу. Как хочешь. Спать теперь буду.

— Сам разберу! Товарищ механик! — просил круглолицый парень в телогрейке. Он просил руками и бровями, поднятыми вверх.

Я выпрыгнул из саней, топнул несколько раз и нечаянно взглянул на девушку. Не удержался и еще раз посмотрел. И сразу понял — это была первая красавица села. В платке ей было трудно двигать головой, и она вся повернулась к нам. По-детски чистые, серые с синевой глаза смотрели на механика, который стучал воротами у меня за спиной.

Панкратий Савельевич провел лошадей во двор. Он долго ворчал за забором. Потом вернулся к нам.

— Тарелку щей съесть не дадут! Позавчера вечером прибегают — движок стал на маслозаводе. Всю ночь с ним возился. Вчера ночью — на пилораму вызвали. Пустил ее к утру — и опять не все! Вот она, Катерина Матвеевна наша. Особый заказ. Сделай нам для школы турбинку — водяную, чтобы вертелась. Ну, думаю, воскресенье. Сделаю тебе турбинку и отосплюсь за всю неделю. Сажусь обедать, а тут полуторка ползет по улице. Из совхоза. Пронеси, господи, думаю. Куда тут! Мой бог молитвы не слышит!

Девушка чуть заметно улыбнулась. Нас со Степаном она не замечала.

— Опять Катерина Матвеевна! — механик остановился против нее. — Гляжу — ведет ко мне этого шофера. Водителя, — он произнес это слово, по-особенному приподняв губу. — Я так и думал сначала — с женихом идет.

Дюков налег на забор и склонил голову на плечо, рассматривая Панкратия Савельевича.

— Дядя Панкрат, а, дядя Панкрат…

— Думаю: идет благословляться, — продолжал механик. — А тут вона — подшипник расплавил!

— Дядя Панкрат! — Степан стрельнул глазом в мою сторону. — Слышь, что говорю, — везет тебе на подшипники. Сюда ведь еще один клиент едет.

— Какой такой клиент?

— Срочный. На лыжах. Мы от самой Большой речки за ним гнались. За подшипником, говорит, еду. В Дугинскую МТС.

— За подшипником? Что у них там запчастей нет? Какой хоть из себя человек?

— Такой вот, с тебя ростом парнишка. На лыжах.

— На лыжах? К нам? А-а-а! — протянул Панкратий Савельевич. И вдруг резко ткнул пальцем серую доху Степана. — Шапка кожаная?

— Хромовая. Черная.

Катерина Матвеевна повернулась два раза кругом, словно от нечего делать, и отошла на несколько шагов. Отошла, а потом побежала к соседней избе. Обитая рогожей дверь хлопнула за нею.

— Зна-а-аю теперь, — все хитрее и тоньше заулыбался механик. — Он уже не в первый раз за этим подшипником к нам едет. Никак увезти не может.

Тут Панкратий Савельевич выразительно покосился на соседнюю избу.

— Эх, ребята! Подшипник-то больно хорош!

Мы вышли на середину улицы и стали смотреть на далекую белую гору, что поднималась над снежными, уже сиреневыми крышами села. Хрустя снегом, к нам подошли двое парней в драповых черных пальто и в одинаковых кубанках из серой мраморной мерлушки. У того, что постарше, под рукой висела на ремне гармонь. Он был высок и тонок. Я чувствовал, как притягивают меня, вызывая на бой, его жгучие насмешливые глаза.

— Дядя Панкрат на улицу вышел, — гармонист перехватил папироску в угол рта и протянул руку механику. — Хорош будет вечерок?

— Для вашего брата когда он плох? — ответил Панкратий Савельевич.

— А то пойдем погуляем! А, дядя Панкрат? Уважь разок. Твои ученики просят!

— Ученики, только не по этим делам.

— А то пойдем? Вот и Катерина Матвеевна вышла. Вечерок почуяла. Катерина Матвеевна, картину пойдем смотреть?

Я опять увидел эту девушку. На ней были уже не валенки, а фетровые боты. Девушка стояла на крыльце, не решаясь сойти вниз.

— Уговор дороже денег, Катерина Матвеевна! Билеты куплены!

Девушка взглянула на него и что-то тихо сказала.

— А? — переспросил гармонист.

— Не пойду! — громко и отчетливо произнесла она. Сошла вниз, взялась за рубленый угол избы и потянулась вперед, стала смотреть на белую дорогу.

— Что это вы все смотрите? — удивился гармонист. — Пожар или что?

— Леша едет, — коротко ответил Панкратий Савельевич.