Владимир Муссалитин - Восемнадцатый скорый

Борисенко отложил письмо и внимательно посмотрел в зал.

— Но там же нет ни одной фамилии, — подал из третьего ряда голос Муллоджанов, — неизвестно даже, какая бригада. Так что критика совершенно безадресная.

Муллоджанов посмотрел по сторонам, как бы ища поддержки у тех, кто пришел на собрание.

— Это верно — упущение пассажирки, что не указала фамилии проводниц, — согласился Борисенко, — но вот вы, Муллоджанов, скажите, могло быть подобное в вашей бригаде?

Борисенко ждал ответа на свой вопрос. Муллоджанов, боясь, как бы тут не было подвоха, молчал. В открытые окна были слышны гудки маневровых тепловозов, усиленный динамиками чуть хрипловатый голос дежурной, отдававшей команды невидимым исполнителям.

«Все-таки хорошо, что пошла работать на дорогу, — думала Антонина, прислушиваясь к разноголосице, доносившейся в окна. — Недаром говорят — путник увидит больше, нежели тот, кто сиднем сидит дома. Сколько разных встреч и знакомств было за это время, сколько их еще будет…»

— Думаю, что могло, — голос Борисенко вывел ее из забытья. — Тут вот, — Борисенко потряс пачкой писем, — отзываются и о проводниках вашей бригады. И должен сказать, не совсем лестно.

— Но у кого нет ошибок, — примирительно сказал Муллоджанов. — Не ошибается, товарищ Борисенко, как вы знаете, тот, кто ничего не делает. А в нашей работе без них не обойтись. Поди угоди каждому. А у проводника и без этого забот хватает.

— Разговор не о том, чтобы кому-нибудь угождать, — повысил голос Борисенко, начав сердиться на Муллоджанова, пытавшегося завязать ненужную дискуссию. — От проводника требуется четкое, беспрекословное выполнение его прямых обязанностей. А они, судя по этим письмам, — Борисенко прихлопнул рукой папку, — не выполняются совсем, а если и выполняются, то небрежно.

Антонина заинтересованно посмотрела на начальника резерва. Таким она Борисенко еще никогда не видела.

— Что-то случилось, не иначе, — шепнула возбужденно Женька.

— Ну, ну, — усмехнулась Антонина. Ей по душе было нынешнее настроение начальника резерва. Оказывается, Борисенко гораздо лучше, чем думала она. Борисенко, словно догадавшись, что она в эту минуту думает о нем, отыскал ее глазами и, как показалось ей, глаза его подобрели, голос смягчился.

— Трудности нашей работы нам известны, — продолжил Борисенко, — но они не могут оправдать недисциплинированность, расхлябанность кое-кого из проводников. Пассажир вправе требовать уважения и внимания к себе. Вот и давайте сегодня поговорим о том, что мешает нам в наших добрых намерениях.

Борисенко снова пристально посмотрел в зал, словно бы прикидывая, кому первому предложить слово.

— Ну раз желающих нет, то давайте послушаем отличившихся, Прошу Зинаиду Григорьевну Кутыргину.

— Меня? — пожала плечами Кутыргина. — Странно!

Пассия бригадира сидела в том же ряду, что и Муллоджанов. И когда назвали ее имя, Антонина видела, как напряглась и запунцовела мощная шея Муллоджанова.

— На сцену или как? — Кутыргина кокетливо повела по сторонам глазами.

— А это как вам удобней, — отозвался Борисенко.

Кутыргина была в черном, отливающем синевой парике и, как всегда, не в меру накрашенная, Антонину раздражала эта молодящаяся особа. Дело было даже не столько в ее внешности, сколько в поведении, образе жизни. Кутыргина вечно что-то покупала, перепродавала, и когда кому-то из девчат нужны были, к примеру, сапожки, меховая шапка или что-либо еще из дефицитных вещей, они бежали к Кутыргиной, уверенные, что та непременно найдет. И та, разумеется, находила, поясняя, что достала через каких-то знакомых, как бы оправдываясь за то, что вынуждена брать лишку. Во Фрунзе ли, Актюбинске, Кинеле или в самой столице возле ее вагона всегда вертелись суетливые, расторопные бабенки, что-то передававшие Кутыргиной, что-то бравшие от нее взамен. Все это делалось торопливо, с оглядками.

Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, что Кутыргина имеет дело со спекулянтами. Кутыргина сменила двух или трех мужей и жила теперь одна в двухкомнатной квартире, ни в чем себе не отказывая. Отпуска проводила не иначе как на Черном море или в Прибалтике на Куршской косе. Каждая из этих поездок, если верить ее рассказам, обходилась ей в четыре с половиной — пять сотен рублей. «С ума сойти, куда ты только деньги деваешь. Дорога бесплатная. Ведь эти деньги, если даже каждый день в ресторане обедать, и то не проешь», — искренне изумлялись женщины в бригаде. Кутыргина странно и отчужденно смотрела на них, мол, что говорить с вами, если это вам не дано понять.