Александр Цветнов - Тихие выселки

Глядя на зацветающую в палисадниках черемуху и вспоминая выселки, Прасковья сказала:

— Поеду-ка я, Сеня, в Малиновку на Праздник Победы.

— Может, Паша, вместе? Там все-таки от шоссе три километра, а у тебя вещи будут.

— Нет, Сеня, я одна. Ты без меня с товарищами в домино постучишь.

Прасковья обдуманно готовилась к отъезду. Была у нее тщеславная мыслишка. Она никак не могла забыть, как прошлым летом в Коневе, на рынке, встретила Тоську Флегонову и как позавидовала ей. И Прасковье тоже хотелось, чтобы подруги и враги ее смотрели на нее с завистью. Купила нарядное модное платье. Правда, надела его и застеснялась, вроде бы не в ее возрасте голыми коленками сверкать, но Семен Семенович сказал:

— Паша, тебе чудо как идет.

Он даже поцеловал ее, — должно быть, понравилась ему. И верно, платье четко обрисовывало ее фигуру, которая у нее не то что у Тоськи, — аккуратная. Сходила в парикмахерскую, волосы завила. Совсем Прасковью стало не узнать. Поставь рядом с ней Егора Самылина, не знающий их человек и представить постесняется, что этот Егор в пиджачке с обшарпанными рукавами был ей близок.

В автобусе было много веселой молодежи: ехали парни и девушки к родным. Прасковья вспомнила бледную, худую Машу на костылях, какой ее видела в больнице, и, нахмурясь, отвернулась к окну.

Поля успели засеять. Озимые раскустились, стояли темно-зеленые. Яровые поля были ровно разлинованы зелеными строчками всходов, между строчками чернела земля, через день-другой зеленые строчки сомкнутся и закроют землю. Прасковья, подумав немного о посевах, скоро забыла о них. Они исчезли из ее невидящих глаз. Она и не заметила, как доехала до своей остановки, да шестьдесят километров не такое расстояние, чтобы утомиться.

Прасковья не сразу ступила на проселок, а долго стояла на взгорье — отсюда, с взгорья, хорошо были видны Малиновка и ферма. Глаза кинулись к светлым стенам под яркой красной крышей — дому Миленкиной. Сердце чаще забилось. Где живет Маша? С Устиньей или в своей избе? Лучше бы в своей.

Над выселками, над березовой рощей и дальше за ними, над могучим зеленым бором сияло высокое солнце. И долина, и Уроченское взгорье были в легкой прозрачной дымке. Окна дома Устиньи сверкали, как зеркала. В ряду посеревших деревянных домов Прасковья отыскала свою избу с белесой шиферной крышей. Тяжелая крыша давила на старые стены, и издали чудилось, что изба заваливалась набок. Прасковье стало не по себе. Неужто из-за этой берлоги, по словам бригадирки, не смогут им дать двухкомнатную квартиру? «Никто избу не купит, отдам Устинье на дрова», — отрешенно подумала Прасковья, ощущая, как ее всю охватывает свежий ветерок.

— Благодать-то какая, — невольно прошептала она и перевела взгляд на березовую рощу, за которой, ближе к фермам, обнаружила зачатки трех домов. Их стены из красного кирпича пока были возведены до половины. Странное чувство охватило Прасковью: вроде все было старое, знакомое и в то же время новое, не виденное ею. На строящиеся животноводческий комплекс и новую Малиновку шли машины, груженные лесом, кирпичом, железобетонными конструкциями. В стороне послышался скрип грузовика, ее ухо привычно уловило дробный перестук ссыпаемой щебенки. Она обернулась. От шоссе, что соединяло Санск с областным центром, в сторону выселок прокладывали асфальтовую дорогу: без нее комплекс трудно построить.

«Так что же будет?» — повторяла про себя Прасковья, спускаясь по разбитому автомобилями проселку. Дойдя до крайнего дома, она неожиданно пошла не порядком, а повернула на тропу, что лежала позади домов, между заборами огородов и березовой рощей. Было тихо. Только березы шумели маленькими светлыми листочками, как бы просевая что-то.

Тын ее огорода сзади был поломан. Должно быть, мальчишки повыдергали сухие палки на костер. В самом огороде, кипя под ветром, кудрявилась зерновка, унизанная красненькими бутонами, неподалеку от нее щетинился пиками лук-многолетник. Ни одной грядки не было вскопано. И земля, не желая в сиротстве пустовать, покрывалась мелкими сорными травами. Прасковья остановилась, растерянно поводя по сторонам глазами и чувствуя в себе расслабленность. Ей захотелось присесть. Она взошла на крыльцо, взглянула на ржавый замок и полезла было в продуктовую сумку за ключом, но тут же вспомнила, что его забыла в Санске. Перед уходом на автобус хотела его взять из маленького шкафчика, что висел над столом, но ее окликнул Семен Семенович — и она отвлеклась.