— Ты зачем, шарлатан, коня загнал? Балуешься!..
— Нет, дяденька, я по делу, — запыхавшись, деловито возразил Филька. — Меня за болтами погнали, к сеялке.
Получив болты, Филька отправился в обратный путь. Счетовод снова укоризненно и сердито наставил его:
— Ты коня не гони. Не порти общественный инвентарь.
И Филька из деревни выехал медленно.
В полях было весело. Солнце разогрело землю, черные пашни жирно поблескивали, у обочин дороги зеленели травы, в придорожных кустах, осыпанных первою жидкою и хрупкою зеленью, посвистывали птицы. Филька вытянул шею и попробовал передразнить их:
— Фи-иу! фьють! фьють!
Лошадь потряхивала головою и тянулась к траве, к ветвям деревьев. Кругом было пустынно, безлюдно. Филька ехал полями коммуны, на которых уже отсеялись несколько дней тому назад. У Фильки была в груди беспричинная радость. И безлюдье, простиравшееся вокруг него, не томило и не тревожило его.
Внезапно пустынность греющихся под солнцем полей и безлюдье дороги оборвалось. Впереди заклубилась пыль, и возник неожиданно грохот телеги. Из-за поворота дороги, из-за группы кустов, сторожко остановившихся на старой меже, вывернулась такая же, как и у Фильки, рыжая лошадь. Эта лошадь заржала, рыжуха под Филькой ответила ей. Телега остановилась на Филькином пути.
Мужик, ехавший, полуразвалясь, на телеге, натянул вожжи и сбоку оглядел внимательно рыжуху, а затем Фильку. Филька задергал повод и стал бить рыжуху босыми ногами в брюхо. Отметив для себя что-то и Фильке, мужик усмехнулся.
— Стой-ка, паренек, ты откуда же будешь? — спросил он.
Филька хмуро по-взрослому объяснил, кто он и куда едет, и сам вгвоздился в мужика вопросом:
— А тебе что?
— Мне ничего, — шире усмехнулся мужик и потрогал толстыми пальцами пышную рыжую бороду. — Ты, стало быть, из камуны. Живы вы еще? Не сперло вас, в камуне-то?
— Пошто? — недоуменно спросил. Филька. — Пошто сопрет-то?
— А как же, — охотно ухватился за этот вопрос мужик, словно только его и дожидался. — Сожрете все, что у людей отобрато, и станете с ручкой.... Сколько добрых мужиков по миру пустили, сколько хрестьян честных из-за вашей камуны горе нынче мыкает.
— Я поеду, — решил Филька, которому не понравился этот разговор, и тронул повод.
Мужик приподнялся на телеге и перестал улыбаться.
— Ну, ну, ты не серчай, малый! — по-иному, без насмешки заговорил он. — Не серчай. Может, у меня дело к тебе есть.
— Дело?
— Ну, да. Постой.
Ворошок прошлогоднего сена, на котором устроился в телеге мужик, прикрывал какую-то кладь. Мужик порылся в сене и вытащил небольшой узелок.
— Вот, — он искоса взглянул на Фильку и стал медленно развязывать узелок. — Вот тута у меня на дорогу бабой накладено. Калачи да, кажись, сало. Подзакусим. А?
Внимательно и заинтересованно следя за всеми движениями мужика, Филька удивился: какое же такое дело к нему у этого незнакомого дяди, который среди поля, на пустынной дороге угощать калачом и салом собирается?
— Меня за делом послали, — нерешительно сказал он. — Строчно наказали. Для машины болты везу. А то работа остановилась. Мне некогда угощаться.
— Чудачок, — осклабился, сверкнув ровным рядом белых крепких зубов, успокоил его мужик. — Дак это долго ли? подзакусить-то? А за закуской я тебе и об деле растолкую.
Калач был белый, поджаристый. Толстый кусок сала лежал на чистой тряпице так заманчиво. И калач, и сало так и тянули к себе Фильку. Он вздохнул, взглянул в ту сторону, где за широкой гладью полей остановилась невидимая отсюда бригада и ждет болтов для того, чтобы продолжать работу. И отвернулся.
— Только ты, дядя, поскорее, — напомнил он, слезая с лошади.
— Скоро, скоро, — кивнул головою мужик и пододвинул Фильке еду.
2.
— Слышь, — сказал осторожно мужик, когда Филька съел полкалача с изрядным ломтем вкусного сала, — ты Ваську Оглоблина с вашей Балахни знаешь?
— Знаю, — кивнул головой Филька, стряхивая с колен крошки хлеба.
— Знаешь, стало быть. Распрекрасно. Как он, ничего живет, не зачах в камуне?
Филька засмеялся:
— Он теперя в новом доме в некипеловском живет. От камуны на деле поставленный. Пошто ему зачахнуть!
— Хорошо. Это очень хорошо. Значит дышит мужик? — собеседник Фильки загреб в пригорошню свою курчавую бороду и сосредоточенно прищурил глаза. — Ну а как, никакого ему притеснения ни от кого?
Вопросы были непонятны Фильке, и он недоумевающе взглянул на мужика. Заметив это, мужик переменил тон.
Читать дальше