Борис Микулич - Стойкость

— Как дела?

Кравченко смутила внезапность ее прихода. Скрывать своих мыслей не стал и, сжав кулаки, показал ей, как сильны его бицепсы.

— А вы утверждаете, что я болен. Это вам так кажет­ся, доктор.

Она засмеялась.

— Еще неделя — и все.

— Неделя?! — Кравченко вслух ужаснулся этому.

— Ну, дня четыре...

— Помилуйте, доктор! — стал молить он.

— Нет,— заставила быть себя строгой она.— Единст­венное, что я могу разрешить вам, это работать здесь. Я могу позвонить «наверх».

— Ну, из двух зол выберем меньшее...

— Правильно. Полежали бы у меня с год, стали бы са­мым дисциплинированным больным.

...Настал седьмой день штурма. Люди не сдавались. Наоборот, ряды штурмующих увеличились. И однажды ве­чером, когда происходила смена, к дежурному инженеру подошел мозырянин. Он робко, переступая с ноги на ногу, попросил:

— Разрешите и мне поработать.

— Разве у вас нет работы?

Он мотнул головой.

— Нет, я работаю. Но мне хотелось бы... хочется здесь...

Инженер улыбнулся.

— Мы заканчиваем, товарищ. А потом, ведь вы може­те проявить себя на любой работе. Правильно я вас понял?

Мозырянин молча удалился. Тяжелые думы не давали ему покоя. Он, этот человек, взволок себе на спину груз прошлого, груз позорный, груз, от которого совсем было ужо избавился. Он чувствовал себя заговорщиком. Он попытался было пить. Но в пьяном бреду возникали страшные видения, чудилась какая-то ужасная кара, чьи-то руки давили горло — не продохнуть. Беспокойство усиливалось еще и потому, что «кореш» по прежнему оставался весе­лым парнем, по прежнему гулял в свободное время, подмигивал ему, когда они встречались взглядами. Неужели он не думал о смерти Ашхуна Шалимы? — вот что больше всего удивляло мозырянииа, и бывали моменты, когда ему казалось, что он не выдержит, скрытое молчание вдруг прорвется в нем одним выдохом. Сил не было бороться с самим собой.

А в конторе, на окна которой падала тень от выступа скалы, в американском кресле-качалке сидел Бердников. Он исподлобья следил за Васильевым, который торопливо расхаживал из угла в угол.

— Вот, коллега! — выкрикивал приглушенным голо­сом Васильев.— Я тут ни при чем. Я настоятельно требо­вал остановить домну, но мои коллеги... Ну, вы понимае­те, эти... как ваш Бурдюк! Оптимисты!

В глазах Бердникова вспыхнул острый огонек, он менял цвет — отсвечивал то зеленым, то красным, то рыжим.

— Кобыле под хвост такой оптимизм! — грубо изрек Бердников.— А ваш авторитет где? Вы ведь солидный, популярный инженер!

— Да что вы кричите на меня, я вам не гимназист! А ваши планы, любезнейший, ваши планы? Разве они не проваливаются? Ваши молодцы напились, убили Шалиму! Разве это входило в ваш расчет? Я вас спрашиваю — вхо­дило?

— Молчать! Входило, если вам угодно! Раз уж это слу­чилось, тем лучше. Террор, вы понимаете, террор. А вы — истеричный и ничтожный человек! Откуда у вас право задавать мне вопросы? Вон отсюда! Немедленно!

Васильев внезапно остановился посредине комнаты. Он не мог поверить, что сказанное Бердниковым не шутка. Он заглянул ему в глаза, огоньки в глазах Бердникова бе­зумно метались, вспыхивая и угасая...

— Вы... вы! — так и не нашел, что сказать, Васильев.

И тогда, когда Бердников остался один, его стало душить раздражение: «Выдать он не сможет, смелости не хватит. Отребье! Трусы! Армия, называется!..»

Казалось, он хлестал ременной нагайкой по навакшен­ным до глянца голенищам.

***

На исходе был девятый день штурма. Конус уже сме­нили, и теперь оставались второстепенные детали. Вортыленко стоял на вахте семнадцатый час кряду. Едва дер­жась на ногах, спустился на землю Свищ. Он вытер пот и наклонился над чаном с водой. Томила жажда. В воде он увидел отражение заросшего бородой лица. «Как ста­рик! — подумал он.— Скоро можно будет и помолодеть!» Он прошел в дежурную будку и сбросил комбинезон.

— Заканчиваете? — спросил часовой красноармеец.

— Кончили,— сказал Свшц.— Совсем немножко оста­лось.

Он увидел за контрольной будкой большую толпу лю­дей. Над толпой не умолкал гомон. Люди, споря друг с другом, смотрели вверх, где домну облепили монтажники.

— Вот это работа! — приговаривал пожилой дядька, кивая на домну.— Сил у человека сколько, а?

— Сил у человека много,— поддерживал его сосед.

Свищ почувствовал себя очень веселым. Обошел тол­пу и побежал на центральное шоссе. Он бежал с горы, на­свистывая веселую мелодию. Возле управления комбината встретил стайку девчат из прокатного цеха. Среди них бы­ли и из его бригады. Он громкой шуткой приветствовал их.