— Вечно занята,— словно извиняясь, сказала Тася.— А он никогда не скажет, так всегда.
Тем временем шли поиски следов преступления. Допрашивали всех рабочих общежития, где жил Шалима, но все, как один, показали, что в тот вечер в бараке никого не было. Да в конце концов все это могло произойти вовсе не в бараке. И тогда возникла мысль о том, что нападение на Шалиму и Кравченко надо рассматривать в связи с исчезновением Новосельцева, что на территории комбината орудует контрреволюционная организация, но напасть на ее пока что не удается.
Огромная толпа народа провожала на кладбище прах Ашхуна Шалимы. За гробом шел Долматов, старый большевик, за плечами которого был тяжелый путь подпольной борьбы. Он, идя за гробом, наверное, думал о бессмысленности смерти Ашхуна. Тугие желваки на его лице ходили в такт шагам. Рядом — Крымкович, деятельный, бодрый человек, опытный боец, черпавший свою энергию и решимость в мудрости партии. Орден Ленина был у него на груди, высшая награда великой страны. Мастер Вортыленко, один из первых строителей комбината, «старожил», зачинатель того темпа высокого напряжения в работе, нашедший себя с помощью партии, в ее рядах. Шел и старший горновой первой домны, тоже награжденный орденом Ленина, наставник десятков горновых, которым он щедро отдавал свой сорокалетний опыт. Стройной колонной шли за гробом своего товарища комсомольцы. В первой шеренге были Яша Аверин, вожак комсомольской бригады прокатного цеха Свищ, рулевой «Мариона-2» Валентина Берзинь. С непокрытой головой шел американец Томас, отказавшийся от возвращения на свою «свободную» родину, обретший вторую, подлинную родину раскрепощенного труда и творческой мысли. Это была монолитная армия пожилых и юных, сплав зачинателей и продолжателей дела воплощения в жизнь одной великой идеи, идеи Ленина.
Был тут и мозырянин, в сердце которого не унималась боль.. Он, как больной, ежился от холода, у него мелко дрожала нижняя губа, по лицу пробегала тень растерянности и отчаяния. Он правым локтем чувствовал своего «кореша», и казалось мозырянину, что огнем горит его правая рука, словно вся покрыта она струпьями.
Гроб несли мимо больницы. Стон траурного марша ворвался в белую палату, и Кравченко с трудом приподнялся на своей койке. Он огляделся. В палате никого не было. Он, держась за койку, преодолевая боль, спустил ноги на пол. Пошатываясь, приблизился к окну и разглядел лишь наполненные ветром алые полотнища, пламенем рвущиеся над толпой. Он перевел взгляд и заметил красный отсвет на белых стенах палаты. Стиснул зубы и прохрипел:
— Сволочи!
Он снова пробрался к койке, опустился на пол и затих. На лице проступили капли нота. По телу растеклась бессильная усталость. Теряя нить раздумий, он погрузился в сон. Человек спал, и перед его взором плыли багряные отблески.
***
В те дни комбинат переживал напряженные дни. Однажды, накануне очередного выпуска плавки, выяснилось, что в домне номер один обгорел конус и ремонтировать его необходимо немедленно. Технический инженерный совет поставил перед дирекцией вопрос ребром: нужно остановить домну.
Еще совсем недавно комбинат вышел из глубокого прорыва, домны только-только начали выдавать запроектированную норму чугуна, и ремонт первой из них означал новый, катастрофический по своим размерам простой.
— Месяц на ремонт, месяца два на задувку, всего три месяца,— таково было заключение специалистов.
Такое заключение в комментариях не нуждалось. Многие с ним соглашались, а некоторые — их было меньшинство — пытались найти выход из создавшегося положения. Крымкович собрал у себя старых рабочих первой домны и сказал, что верит их опыту. Седые, солидные, сдержанные на слова, они обсуждали слова Крымковича долго и обстоятельно. Тут припоминались все случаи, когда приходилось гасить домны, припоминались разные происшествия, похожие на это, в которых рабочие в свое время разбирались и принимали верное решение. И постепенно на этом рабочем вече родился по-молодому дерзкий план: отремонтировать домну, не гася ее. План исключительный по своей смелости, и некоторых он даже испугал, но Крымкович, умело руководя совещанием, ухватился за идею. Пригласили Неерзон, и она, ознакомившись с планом, сказала, что он осуществим при соблюдении всех требований ее института. Она не дрогнула перед риском. Крымкович увидел в этом надежность плана.
Молча, погруженные в свои тревожные раздумья, расходились старые доменщики от Крымковича.
Читать дальше