Анатолий Полянский - Село милосердия

— Добре, что встретились, — обрадовалась Ульяна, обнимая Варвару. — Гуртом сподручнее… А нас Лаврентий Гаврилович послал. Ступайте, говорит, девчата, к раненым на подмогу.

— Горуновичиха тоже с ним по хатам бегает, сандружину скликает, — добавила Ганна. Она испытывала к фельдшерице особую благодарность и искреннюю привязанность за постоянную медицинскую помощь ее детям.

Ганна Семеновна была старше своих подружек, давно вышла замуж. Невысокая, круглолицая, плотная, она славилась сильным характером и даже ходила как-то размашисто, по-мужски, а голос был зычный, грубоватый.

— Тебя-то куда понесло? — упрекнула Ольга.

— С мамой моей сговорилась, что ли? — всплеснула руками Ганна. — Она тоже за подол хватала.

— Трое деток… А коли с тобою что случится? Не по ягоды идем, Ганна Семеновна.

— Не нагоняй страху, — сердито отрезала Лукаш. — Пошли быстрее.

Хутор Артемовка состоял из двух десятков хатенок, образовавших единственную улицу. Дворы задами выходили в поле, слева упиравшееся в железнодорожное полотно. Тут пролегала ветка Киев — Харьков.

Перед глазами девчат открылась жуткая картина. Впереди, насколько хватало глаз, дымясь, лежала перепаханная снарядами земля. Вывороченная наизнанку, она почернела, разверзлась воронками. И на той земле валялись солдаты в самых нелепых позах, трупы лошадей, покореженные орудия, полуобгоревшие машины, мотоциклы, разбитые повозки, сожженные танки и бронетранспортеры…

Пораженные, стояли на краю поля девчата. Тут и бывалые люди растерялись бы, не сразу сообразив, с чего начать. А они, молодые, красивые, жизнерадостные, впервые вплотную столкнулись с тем чудовищным, беспощадным, что зовется войной.

Из-за кустов вдруг донесся стон; в другой стороне послышался высокий протяжный голос. Варвара и Ольга бросились на зов и увидели красноармейца с вывернутыми под неестественным углом ногами. Глаза его были закрыты, губы закушены до крови.

— Ой лышенько, что делать? — запричитала Ольга. — Его с места тронуть нельзя…

— Шины давай, — решилась наконец действовать Варвара. — Я помню, как надо те шины накладывать. А сверху забинтуем. У тебя в сумке йод есть?

— Трохи осталось, что Горуновичиха давала…

Ульяна с Ганной, прижимаясь друг к другу, пошли наугад в другую сторону и тоже обнаружили раненого. Красноармеец полулежал в воронке. Нижняя часть лица — сплошная рана, едва затянутая бурой коркой запекшейся крови. Зрелище было настолько ужасающим, что девчата в испуге отпрянули. Первой пришла в себя Ганна.

— Для чего пришли? В гляделки играть? — прикрикнула она. — Перевязывать будем.

— Мамоньки, сколько ж тут бинтов потребно, — прошептала Ульяна. Она никак не могла унять дрожь.

— И то правда. У Горуновичихи всех медикаментов — на десяток человек. Ты вот что, Улька, пойди пошукай, — распорядилась более решительная Ганна. — Бачишь машину с червовым крестом? В ней погляди.

То и дело поминаемая девчатами Горунович была в этот момент тоже на подходе к Артемовне. С ней шли четыре сан-дружинницы и Билык.

Директор школы и фельдшерица были не просто знакомы. Горунович, вдовствующая несколько лет, вышла замуж за учителя Ивана Степановича Гладуна, давнего приятеля директора. Поженились они по любви, но, поскольку были не венчаны, на селе о них говорили: сошлись. Билык часто бывал у них в доме. А жила фельдшерица с мужем и сыном в той же избе, где размещался медпункт. Хата была казенной, данной ей сельсоветом. Принадлежала она прежде Ефрему Комащенко, мужику не слишком зажиточному, но, как говорили в Кулакове, справному и потому, очевидно, попавшему в лихие годы под раскулачивание. Дом был просторный, в несколько комнат, однако пол земляной, крыша соломенная.

Повидав на своем веку много горя и страданий, Горунович тем не менее в свои тридцать семь лет не огрубела, остро переживала чужую беду и по-бабьи жалела людей. Только профессиональная выдержка, выработанная годами и жизненным опытом, заставляла ее быть сдержанной, что нередко воспринималось окружающими как черствость.

Когда Билык в полдень пришел в медпункт, Евдокия Степановна уже готовилась к выходу. Она собрала бинты, разрезала на полосы всю имеющуюся в наличии марлю, комплектовала походные аптечки.

— Яс вами пойду, — сказал Билык.

— Пока повременим, Лаврентий Гаврилович, — отозвалась Горунович. — Там еще стреляют. Девчата побоятся.

— А санитарки на фронте? Они из другого теста сделаны?