Анатолий Полянский - Село милосердия

А бой близ Артемовки продолжался.

Ее удалось удержать совсем ненадолго. Немцы не могли мириться с потерей хутора. Подтянув свежие силы, они ринулись вперед, бросив перед пехотой танки. Поредевшие сводные роты вынуждены были отойти. На считанные минуты наступило затишье. И опять бой загрохотал с новой силой.

Фесенко видел, как геройски сражались и гибли его товарищи, и в бессилии сжимал кулаки. Раненый, он лежал в глубокой воронке, куда санитары снесли еще несколько человек. Превозмогая боль, Иван изредка стрелял из винтовки, экономя патроны. Их у него оставалось не более двух десятков. Да еще граната, которую он берег на крайний, самый крайний случай.

Неподалеку от Фесенко лежал полковник. Седые волосы прилипли к изможденному лбу, грудь перебинтована. Полковник тяжко, прерывисто дышал. На впалых щеках пятнами горел лихорадочный румянец. Подняться командир сам не мог и поминутно спрашивал у выглядывавшего из воронки Ивана.

— Ну как там, солдат? Овладели наши хутором?.. Надо. Надо пробиться!

— А как? — не выдержав, воскликнул Фесенко. — У нас только винтовки, а у них пулеметы! Зазря народ погибает.

— Ошибаешься, солдат, — отозвался полковник. — Не зря гибнут люди. Тут, на полях Украины, сейчас перемалываются части вермахта… Пойми, солдат… Лучшие части!

Он закашлялся. Иван подполз к раненому:

— Может, помочь чем?

Тот отрицательно покачал головой.

— Поздно, солдат… Поздно… А ты смотри, запоминай. — Он слабо вскинул руку и с неожиданной силой заговорил вновь: — Здесь, на этом поле, куется сегодня наша победа… Не удивляйся. Надо подготовиться. Надо собрать резервы. Нужно время. Потому и деремся на каждом рубеже. Любой ценой вырвать день… час… минуту…

Захлебываясь, задыхаясь, полковник говорил страстно, проникновенно, думая, что убеждает солдата, тогда как на самом деле старался объяснить себе, силился понять и осмыслить происходящее. Ему, кадровому военному, слишком многое было неясно, хотя он и был близок к истине. Потому что. верил в силу духа и конечную победу нашей армии, той армии, служению которой отдал всю сознательную жизнь. Потом полковник захрипел, вытянулся и затих. Широко открытые глаза теперь спокойно смотрели в небо.

Тем временем одной из сводных рот вновь удалось прорваться в Артемовку вдоль железной дороги. Возле крытого соломой колхозного амбара, стоявшего за околицей, вспыхнула рукопашная. Не выдержав штыкового удара, немцы начали откатываться. Но тут со стороны Кулакова показалась группа фашистских мотоциклистов. Поливая перед собой смертоносным свинцом, они ворвались в хутор. Улицу буквально вымело пулеметным огнем.

Сводная рота, состоявшая из остатков батальона, отошла за насыпь. Теперь в ней было едва ли больше взвода. Окинув взглядом оставшихся бойцов, Якунин понял: теперь уже не прорваться. Рыжий майор в очках, командовавший ими, погиб еще днем. Убит был, как сообщили Якунину, и капитан Керман, дравшийся с остатками своего батальона неподалеку. Теперь отрядом руководил моряк с нашивками капитан-лейтенанта, высокий, молодцеватый, с громовым голосом.

— Где зенитки? — спросил он, обращаясь ко всем сразу.

— Возле переезда, — угрюмо ответил сержант с перевязанной шеей, появившийся неизвестно откуда. — От них вроде кто-то был здесь.

— А ну найди!

Из кустов выскочил командир с красной звездой на рукаве — отличительным знаком политработника. С ним бежал боец-зенитчик. Якунин не поверил своим глазам. В командире он узнал Федора Чулкова.

— Орудия далеко? — спросил капитан-лейтенант у политрука.

— Стоят на прямой наводке по наземным целям.

— Сколько?

— Осталось два.

— Давай, политрук, врежь по этим мотоциклистам!

— У меня всего четыре снаряда.

— Ну и что? Солить их будешь?.. Выдай прицельно, чтоб с пользой, и кончай с пушками!

— Ясно, — хмуро отозвался Чулков. — Я пошел?

Однако Чулков не успел добраться до места. Разорвался снаряд. Политрук вскрикнул, упал. К нему бросилась санитарка. Перевернув на бок, стала быстро бинтовать бедро, а он что-то торопливо говорил сопровождавшему его бойцу. Тот мотнул головой и бегом бросился вдоль насыпи.

Ждать долго не пришлось. Один за другим отрывисто хлестнули орудийные выстрелы. Зенитные снаряды прошили улицу Аргемовки и разорвались в гуще немецких мотоциклистов.

— Так их перетак! — выругался моряк, вставая в полный рост. — За мной, братишки!..

Якунин перепрыгнул через рельсы, и тут над его головой рванула шрапнель. Осколок ударил в лопатку, сбил с ног. Та же санитарка, которая несколько минут назад оказывала помощь Чулкову, подбежала к нему.