Анатолий Полянский - Село милосердия

— Воздух! — крикнул кто-то.

Надсадно завыли бомбы. Якунин прыгнул в канаву, наполовину залитую водой. В следующий миг кругом загрохотало, все потонуло в дыму. Тяжелые разрывы вдавили Якунина в липкую жижу. Над головой полетели осколки штукатурки, кирпичи. Едкой известковой пылью забило рот. А бомбы продолжали рушить округу, и любая могла оказаться для каждого солдата последней.

Затем все стихло. Взревев напоследок моторами и сделав круг «почета» над дымившимся городом, «юнкерсы» взмыли в небо и безнаказанно удалились. Наступившая тишина оглушила, словно уши заткнули ватой.

Якунин выглянул из канавы. На месте дома с зеленой крышей — бесформенная гора камней, вокруг которой суетились красноармейцы, растаскивающие завалы. Мелькнула показавшаяся знакомой фигура: развернутые могучие плечи, крупная круглая, как шар, голова с оттопыренными ушами, широкие, словно сажей наведенные брови…

«Где я видел этого парня?» — подумал Якунин. А солдат тем временем ворочал пудовые камни.

— Сюда! Скорее! — крикнул он сновавшим с носилками санитарам. — Раненый под завалом. Командир!..

Якунин не ошибался. Иван Фесенко служил в 4-м Украинском полку имени Дзержинского. Где-то на военных дорогах они наверняка встречались. Выбравшись из канавы, Якунин, облепленный грязью, уже намеревался подойти к знакомому красноармейцу, как его громко и властно окликнули:

— Лейтенант, подойдите сюда!

Худющий майор в круглых очках оказался комиссаром полка НКВД.

— Становитесь во второй ряд! — приказал он, кивнув в сторону дома.

За стеной Якунин с удивлением обнаружил группу командиров. Тут были капитаны, лейтенанты, полковники, представители пехоты, артиллерии, авиации, даже моряки.

— У меня взвод, — попытался было объяснить Якунин. — Пусть неполный, но надо его собрать.

— Это мы и делаем, — пояснил майор. — Ставим всех в строй. Надеюсь, вы не возражаете, лейтенант?.. Пожалуйста, сюда!

— Есть! — козырнул Якунин и пошел к указанному месту. Фесенко между тем вместе с другими солдатами продолжал по распоряжению того же майора растаскивать образовавшиеся после бомбежки завалы.

Родом Иван был из Донбасса. Там погиб его отец, боровшийся за установление Советской власти. Фесенко-младший намеревался вначале, как и многие его сверстники, пойти в шахтеры, а жизнь распорядилась по-другому: отчим увез его в село. Но не лежала у Ивана к землеробству душа. Он долго искал свое дело, работал то в одном месте, то в другом, покуда не выбрал редкую для деревни профессию портного, или, как говорили у них, шва-ля. Ребята над ним подтрунивали: бабья, мол, специальность. Но и завидовали. Зарабатывал он хорошо, от заказчиков отбою не было, потому как шил Иван и зипуны, и армяки, и шубы. Да не просто шил, а по высшему разряду, с придумкой.

Когда в тридцать девятом Фесенко призвали в армию, то и тут пригодилось портняжье искусство. Его сразу же определили в полковую швейную мастерскую. Дел там было невпроворот. Он чинил обмундирование, кроил гимнастерки, шил брезентовые чехлы для машин и орудий.

Возможно, так и не выучился бы стрелять — огневой подготовкой с мастеровыми занимались редко, — не случись войны. Полк бросили на оборону Киева, и все тыловые подразделения пошли на передовую. Пришлось-таки Ивану Фесенко сменить портняжью иглу на винтовку. И тут оказалось, что у него твердая рука, редкое хладнокровие и меткий глаз — настоящие снайперские качества.

Послышалась команда: «Кончай работу! Строиться!..» Развернув карту, майор давал последние указания:

— Двигаемся по дороге на Харьков. Не исключено, что немцы ее уже перерезали. Будем пробиваться. Иного пути все равно нет!

Колонна сводного батальона двинулась по улице. Справа и слева горели подожженные фашистскими бомбами дома. Рядом со сгоревшими стояли белые мазанки, утопающие в садах. Выбивающийся из разукрашенных резными наличниками окон огонь казался ненастоящим. Разум отказывался понимать, почему все это приходится бросать. Шагая мимо, солдаты и командиры только стискивали зубы и опускали глаза.

Якунин кинул прощальный взгляд на горящие хатенки. Между ними метались испуганные женщины, подростки, спасая жалкий, годами нажитый скарб. А он, полный сил мужик, боец, ничем не мог им помочь. Дорого дал бы Якунин за то, чтобы сейчас, немедленно броситься в атаку и стрелять, стрелять, пока хватит патронов.

Вдали показались каменные казармы, принадлежавшие авиаторам. Они тоже горели. Огнем были охвачены и военный аэродром, расположенный за Борисполем, и длинные приземистые армейские склады, забитые всевозможным военным снаряжением. Из-за угла вывернули тягачи с зенитками. «Неужто те самые, что я пропустил через мост?» — обрадовался Якунин. Он поискал глазами ершистого политрука, но Чулкова нигде видно не было.