Анатолий Полянский - Село милосердия

Дорога была сплошь забита войсками. Между машинами, повозками и орудиями шли солдаты из разных частей, сведенные вместе страшной бедой отступления. Гражданских — мужчин, женщин с детьми, тащивших узлы, толкавших перед собой тачки с домашним скарбом, — было сравнительно немного.

Изможденные, давно небритые, почерневшие от грязи и копоти, бойцы устало брели по обочинам, обтекая движущийся судорожными рывками транспорт. Топот сотен ног и натужное дыхание людей сливались с фырканьем автомобилей, скрипом телег, звяканьем пустых котелков в вещмешках за спинами, треньканьем фляг и саперных лопаток, притороченных к поясам. Солдаты двигались молча. Ни оживленных разговоров, ни обычных походных шуточек, ни строевых песен. Обветренные губы скорбно поджаты. На лицах боль и мука. Пальцы крепко стискивают пропотевшие, в разводьях соли ремни винтовок. В них для красноармейцев, за последние дни видевших столько смертей, заключалась хоть какая-то надежность, так необходимая в этом зыбком, рушащемся мире. Когда в руках оружие, человек не беззащитен. Он боец, могущий постоять за себя, способный сражаться и бить врага.

На окраине Борисполя военных отделяли от гражданских и направляли в специально создаваемые пункты сбора. Здесь из тех, кто, с трудом оторвавшись от наседавших немцев, сумел уцелеть и отойти за Днепр, формировались сводные батальоны. Нередко это были хоть и поредевшие, но роты, батареи, по крайней мере считающие себя таковыми и потому более боеспособные; чаще — отдельные группы из различных полков всех родов войск — от пехоты до авиации; а больше всего одиночек…

Возле полуразрушенного завода, от которого остались трубы да обгорелые стены, взвод Якунина остановили патрули. Высокий и оттого, должно быть, сутулящийся капитан с перевязанной грязным бинтом головой устало спросил:

— Кто такие?

Рана явно мучила его, и капитан страдальчески морщился.

— Болит? — участливо спросил сердобольный Якунин.

— А ты как думал? — огрызнулся капитан, оглядывая его неприязненным взглядом. Розовощекое с голубыми простодушными глазами лицо Якунина не очень-то пришлось по душе старому вояке. Больно юн, на его взгляд, был этот аккуратненький, в новеньком обмундировании лейтенантик.

— Откуда? — спросил сердито.

— Четвертая дивизия НКВД. Батальон капитана Кермана.

— A-а, слыхал, — смягчился капитан. — Хорошо дрались.

Я с Керманом рядом воевал. А ваши вроде совсем недавно прошли.

— Мне поскорее их нужно догнать, — обрадовался Якунин.

Ему так хотелось попасть к своим. Быть вместе — это здорово! Капитан Керман — очень требовательный командир и человек замечательный. Он часто повторял: «Мы чекисты!», очевидно, оправдывая тем самым жесткость в отношении к подчиненным. Сейчас комбат, крест-накрест перетянутый скрипучими ремнями, непременно сказал бы своему взводному: «Почему опоздали? Я же установил срок!..» А Якунин стоял бы перед ним навытяжку и молчал. Как объяснить, что и вправду не могли. Дорога одна, на ней то и дело пробки.

Обойти нельзя: чуть в сторону — заболочено. От самого Днепра Якунин никому не давал передышки. Хоть и неловко подгонять людей, каждый из которых годится тебе в отцы, но что оставалось делать?

Обстановка была совершенно неясной. Слухи ходили разные, один нелепее другого. Говорили, дороги, мол, на восток перерезаны. Кое-кто уверял, будто своими глазами видел неподалеку немецких автоматчиков. Некоторые бодрились, утверждая, что фронт еще держится, и помощь близка.

На самом же деле 37-я армия, оборонявшая Киев и отошедшая за Днепр, к 20 сентября была уже не только окружена, а и расчленена в районе Барышевки. Советским войскам можно было вырваться, лишь пробив вражеское кольцо, становившееся все плотнее и плотнее. Пути отхода перекрывались реками Трубеж и Супой, по берегам которых немцы вкопали в землю танки и создали мощные оборонительные рубежи. Взломать их могла только артиллерия. Но орудий оставались считанные единицы, да и снарядов почти не было: все расстреляли в предыдущих тяжелых боях.

— Где ж своих-то найти? — повторил просьбу Якунин. — Мне капитан Керман приказал…

— Брось! — перебил капитан. — В этой кутерьме черт ногу сломит. Ты вот что, видишь слева дом под зеленой крышей? Дуй туда с хлопцами. Там вас и определят.

Однако до указанного места Якунин со своими людьми добраться не успел. Над городом появились фашистские самолеты. Один за другим они сваливались на крыло, входя в пике.