Семен Журахович - Шрам на сердце

Осенняя тишина. Легко дышится. И хочется запомнить навеки раскрывшиеся горизонты, удивительное слияние красоты, мудрости, первозданного могущества. Все вокруг рождало стремление проникнуться этой высотой, откинув прочь суету и мелочность.

Я прощался с Цахкадзором.

Я благодарил его за приветливость, за добрые встречи, за часы раздумий.

Я благодарил эти горные тропки, что вели к вершинам, с которых армянская земля видна далеко вокруг. Земля, где перекликаются голоса древних мудрецов с голосами нового дня.

1982

Пер. А. Островского.

Маленький городок. Тихая, чуть сонливая, разморенная зноем полуденная пора.

Выпятив круглое брюшко и ласково улыбаясь круглыми выцветшими глазами, неторопливо идет по улице Якивчук, директор инкубаторной станции. Он старательно вытирает влажным платком пот с круглого мягкого подбородка. А другой рукой прижимает к бедру потертый брезентовый портфель, распухший от бумаг.

Якивчука знают, с ним охотно, хотя несколько снисходительно, здороваются. Среди жителей маленького городка за ним уже давно утвердилась своеобразная репутация ответственного неудачника. Был Якивчук когда-то председателем исполкома. Теперь он уже и сам не может припомнить, за какие грехи его сняли. Стал председателем потребсоюза. Не справился. Назначили заведующим коммунальным хозяйством. Не повезло человеку — баня сгорела. И оставил Якивчук свою должность «по собственному желанию». Потом «бросили» его на укрепление колхоза. Позднее им же укрепляли райпромкомбинат. Но Якивчук так-таки нигде и не прижился. «Завидуют», — благодушно вздыхал он каждый раз, когда его откуда-нибудь снимали. Он не жаловался, не писал заявлений в центр. Только вздыхал и кротко улыбался круглыми глазами. И снова его куда-нибудь перебрасывали…

Наконец кто-то догадался назначить Якивчука директором инкубаторной станции. И там он, уже поседевший и отяжелевший, как говорится, нашел себя. Сперва его немного смущало насмешливое прозвище «Райквочка», пущенное каким-то местным остряком и немедленно подхваченное всеми. Но со временем и на это перестал обращать внимание: мало ли что говорят…

Шли годы. Кое-кто даже позабыл его настоящее имя — Фома Филиппович. Легче было запомнить мягкое и округлое, как сам директор инкубаторной станции, прозвище — Райквочка.

Он идет-катится выбитым кирпичным тротуаром, кивает головой знакомым. Наконец останавливает бухгалтера Таранчука и приглашает его в чайную на кружку пива.

В чайной прохлада, безлюдье, тишина. Они садятся у окошка и маленькими глотками пьют из запотевших ребристых кружек рыжее пиво.

Таранчук сердито сдувает пену. На его худом угрюмом лице усталость и раздражение.

— Как можно терпеть вот такого Красюка! — говорит он и взмахом тонкой руки разрубает воздух.

Снова, может быть, в третий, может быть, в пятый раз он рассказывает Якивчуку про заведующего коммунхозом Красюка. Кто в городе не знает этого зажиревшего бюрократа и ловкого дельца, которого так и тянет на всякие комбинации, который действует, руководствуясь нехитрым правилом: «Ты мне, а я тебе…»

— Как можно терпеть? — еще раз повторяет Таранчук.

— И чего вы волнуетесь, — ласково откликается Якивчук. — Плюньте вы на Красюка. Это все, чего он стоит.

Склонив набок свою круглую голову, Райквочка мигает, словно отгоняя необоримую дремоту, и благодушным тоном, так гармонирующим с его расплывшейся фигурой, роняет мягкие, кажется, тоже кругленькие слова-бублики:

— Зачем принимать так близко к сердцу? — говорит он. — Оглянитесь вокруг: солнышко, тепло, жить все лучше. А Красюк… Хе-хе, у меня таких красюков-крысюков в жизни, верно, с полсотни было. И что же? Сперва я так же вот кипел-бурлил. А потом увидел, что всякому овощу свое время, своя пора придет. Вот глядите, — он ткнул коротким пальцем в окно, — еще один дом заканчивают. Хороший домик, правда? Не только Москве да Киеву строиться, пришла очередь и до столицы нашего района. Так вот, закончат дом и вывезут мусор со двора. А мусора немало набралось — ведь это же работа, строительство! А что было бы, если б я в самое жаркое время вбежал во двор и закричал бы: «Как вам не стыдно, люди, мусор под ногами!»

Таранчук смотрит на Якивчука тяжелым напряженным взглядом. Но того это ничуть не смущает.

— Хорошее пивцо, — роняет еще два круглых словечка Якивчук.

— А вон там, возле площади… — кривит губы Таранчук. — Новый дом уже закончен, люди поселились, а мусор и до сей поры не вывезен.