Присела на табурет, вглядываясь в лицо генерала. Забыла о Нике, не додумала мысль… «Да, да, я из него делаю изваяние, но ведь он жил, был теплым, кого-то согревал, страдал… Слезы, конечно, не нужны, слезы — это слабость, отчаяние… Слезы убрать, а губы такие, чуть-чуть опущенные, трагические, в уголках печаль…»
Сверкали в мастерской четыре яркие лампочки на шнурах разной длины — для правильного освещения. Забыты и чайник, и бутерброд, и Ника, спящая не в кровати, а на диване под своим куцым пальтецом.
Глава четвертая. «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН»
1
Дворец пионеров — красивейшее здание города, бывший особняк нефтяного капиталиста, был уже в тридцать девятом году, как только в Западной Украине провозгласили Советскую власть, отдан детям.
Немцев вышибли из города быстрым сильным ударом, так что и город в основном сохранился, и здание это уцелело.
Зеркальные стекла, цветные витражи, витые балкончики, лоджии, вбирающие солнце, лепные украшения и скульптурные группы на фасаде, замысловатые скамьи в саду, фонтаны — все это создавало праздничность, приподнятость. Остатки прежней обстановки — обтянутые атласом кресла и диваны, полированные столы и столики, зеркала и паркет — отлично ладили с простыми стульями в зале, с деревянной сценой, шашками и другими играми, разбросанными по столам.
Кружок юных натуралистов, которым руководила Ольга Матвеевна, украсил здание цветами. Они обвили окна и двери, ползли, висели, цвели каждый по-своему.
Когда создали мужскую и женскую школы, все интересные дела — литературные вечера, обсуждения книг — проводились здесь; мальчики приглашали девочек, девочки — мальчиков, целыми классами.
Заходили сюда и просто так — поиграть и поболтать в игротеке и комнате отдыха, как будто и не учились в разных школах.
И директор дворца, и воспитатели, и учителя школ, считая разделение искусственным, старались привлечь во дворец как можно больше ребят из разных школ. И это им удалось. Вечера здесь стали так популярны, что пригласительные билеты на них выдавались в школах как награда.
2
Коллектив Дворца пионеров с энтузиазмом воспринял идею мамы Симы Бецкой поставить силами школьников сцены из «Евгения Онегина».
Мама Симы, Елена Константиновна, которая теперь, величалась руководителем «оперной студии», назначила день для прослушивания и отбора голосов.
Рояль был выдвинут на середину сцены; Елена Константиновна, веселая, энергичная, волнуясь, то ходила по сцене, то перекладывала ноты на рояле и переговаривалась вполголоса с Симой. Обе они были в белых блузках, черных юбках и длинных красных вязаных жилетах. Одинаковая одежда как бы подчеркивала, что Сима — главный помощник мамы.
Девочки, входя в зал, садились поближе к сцене, в первом или втором ряду. Мальчики проникали через другую дверь, подальше, там и оседали, пропадая среди стульев. Их лица слабо белели в полумраке да доносился сдержанный говорок.
Елена Константиновна села к роялю, пропела вполголоса, но в напряженном зале ее хорошо услышали:
— «Ну что же, начинать?..»
— «Начнем, пожалуй», — в тон ей ответила Сима. Они и те немногие, кто знал, что это слова из оперы, рассмеялись. Остальные с ними заодно.
Елена Константиновна подошла к краю сцены, сказала в полупустой зал, выискивая в темноте мальчишеские лица:
— Прошу смелее. Друг друга не стесняться. Начнем с вас, Володя.
Сопенко стал в позу: одну руку на рояль, другую — за отворот куртки. Елена Константиновна сыграла гамму: до, ре, ми…
— А-а-а-а! — пропел Володя.
Она взяла выше. Он легко справился. Ниже — то же самое.
— Благодарю, садитесь.
Выводов Елена Константиновна не делала, но было и так ясно, что роль Сопенко получит приличную.
— Браво, Сопа! — Это голос Рябова из темноты.
— Алик, прошу вас на сцену.
— Нет, нет! — Вот тебе и храбрый Али-Баба.
— Идите. Человек сам иногда не знает, что он может, чего не может.
— Бог все таланты Сопе подкинул, мне ничего не оставил.
— Хорошо, посидите, послушайте других… Ну, кто смелый?
Смелых не было. Зал затаился.
— Может быть, девочки? И девочки боятся? Но мы не можем начать репетиции, пока я вас не прослушаю.
— Можно мне? — на сцену выпорхнула Клара.
— Ай да Пупка! — снова Алик из зала.
— А-а-а-а! — вскинув голову, смело и верно пропела Клара.
Ника снова позавидовала Клариной непринужденности. Ей самой так ее не хватало. Она мечтала петь и играть на пианино. Ей казалось: подойдешь к роялю, осторожно поднимешь крышку, прильнешь руками к клавишам — и звуки, звуки, звуки… Наконец получится то, что не получается в стихах!.. Но музыке она не училась: не было пианино да и переезжали они с мамой часто.
Читать дальше