Майя Фролова - Современная девочка

Маленький узелок не мешал размахивать руками, босые, привычные к земле ноги легко ступали по прохладной летней тропе.

Родилась она в своих Подлесках, прожила шестнадцать лет и не думала, что может покинуть Подлески, мать, отца, брата, сестер и идти искать свою, отдельную от них дорогу.

Село было маленькое, бедное. Неутомимый горный поток намыл землю, и луг тут был, и куски пашни меж горбами — столько, чтоб не умирали люди с голоду. А еще богатство — лес. Сумрачные смереки — ели — не любили низин, оставались верными сторожами гор, вниз же сбегали деревья повеселее, пооткрытее — дубы, березы, орешник.

В таком селе трудно сказать, какая хата крайняя. Выбирая солнечный затишок, хатки тулились к горбам, где какой удобнее. А та, в которой Иванна свет увидела, из крайних была самая крайняя. И никогда бы, может, не покинула ее Иванна из-за своей великой любви к селу, к горам, к лесу, если бы не отец…

Говорят, когда-то в их хатке жила большая любовь. Отец Иванны, польский чех, ходил по селам, не признавая границ, шил людям обувь и в Чехии, и в Польше, и на Украине. От Карпат далеко не уходил. Так и в Подлески забрел; остался же навсегда, увидев Анну — мать Иванны, которая похожа была на лесную царевну Мавку. Из-под ее черных бровей зелеными глазами светило в их хате неведомое, потаенное лесное царство. Когда Иванна была маленькая, она глядела на мать, притаившись на печи, любила ее за красу и боялась, потому что всем же известно, что Мавки только спереди такие красивые. И она вглядывалась в мамину спину, склоненную то у печи, то над люлькой, то над шитьем, видела плечи, обтянутые белой полотняной сорочкой с вышивкой по вороту. Мама удивлялась, когда Иванна вдруг слетала с печи, обнимала ее, прижималась сзади к теплой живой спине, а лесные озера разливали из маминых глаз зеленый ласковый свет.

Хата была на две половины: одна — слепая, там стайня для скотины, другая щурилась маленькими оконцами — там люди. В такой хате удобно зимой: люди греют скотину, скотина — их, не нужно обуви, одежды, чтоб ухаживать за скотиной. Зато летом — мухи, навозный дух, сколько ни чисть.

Два запаха сопровождали Иванну с детства: зимой — теплого навоза и молока, летом — деревьев, трав, ягод, листьев, грибов — всего того, чем богат лес, чем дышали они, ночуя в стодоле на свежих травах и ветках, пока не было там сена.

Мама часто пела. Иванна, слушая, вспоминала то старое дерево над обрывом, которое всегда скрипело, сползало все ниже, а не падало, то весеннюю воду, которая, не вмещаясь в ручьи и борозды, стекала с вершин светлыми широкими пластами меж деревьев, по листьям и камням, то тихие утренние туманы, со звоном раздерганные солнцем.

Иванне повезло, что видела маму такой. Другие дети, кто был помладше, даже не верили, когда Иванна рассказывала им о молодой маме.

Отец шил людям сапоги, заказы ему приносили даже из соседних сел. Когда заказов не было, сам ходил искать работу.

Сколько раз Иванна слышала от людей: деньги — счастье. Но теперь твердо знала: нет, не счастье.

Несчастье в их хату пришло вместе с деньгами. В Чехии умер дядька отца. Вызвали отца в город, вернулся он богачом: притащил большой узел с деньгами — наследство. Ни мать, ни отец даже не знали, сколько их там, в узле. Оба, беспечные, веселые, радовались нежданному счастью. Работу отец забросил, каждый день приходили люди: тому одолжить на свадьбу, тому на дом. Даже священник пришел — просил на церковь. Тоже дали. Как водится, несли самогон — вспрыснуть. Никаких расписок никто не давал, и никто потом денег не вернул. Водка текла рекой, унесла она и золотые руки отца, и мамины песни, и дивную их любовь, которой завидовали люди. А Иванна возненавидела тот третий запах, который теперь жил с ними в хате, перебивая все остальные, — запах самогона, едучий, грязный. Боялась вечно пьяного отца и жалела мать.

А еще отец стал бить маму…

Вспоминая все это, Иванна не могла понять, как умещается в людской душе за короткую жизнь так много всего, почему может вдруг сгинуть большая любовь, а на ее место приходит злость и жестокость?

Отец — это вечный страх. Полагается, чтоб у детей был отец, но лучше бы его не было…

Когда он кидался на маму с кулаками, они все бросались на него, кусали, царапали, Иванна — первая. Он свирепел, рычал: «У, волчья стая!»

Ни разу Иванна волков не видела и представляла их такими, как отец. А он бил всех подряд, хватал за рубашки, выкидывал голых на снег, на мороз, на дождь…