Иван Коробейников - Голубая Елань

Максим отодвинул кружку и уставился на гостя… Он уже раскаивался, что привел Константина к себе. Черт его знает. Вишь, как кричит! На больное место наступил. Ничего не скажешь: вывернулся он ловко. А все-таки не зря его искала ГПУ. Уж кому-кому, а ему, Максиму, хорошо известны все Костины повадки.

— Ты это, Константин, напрасно, — сказал он.

— Что напрасно?

— Насчет Степаниды-то. Напрасно говорю. Сын вылитый в тебя.

— А я еще раз тебе говорю: нет у меня сына. Нет! — коротко отрубил Константин.

Наглая ложь отрезвила Максима. Человек прямой и открытый, он не мог терпеть неправды. Как бы ни враждебно когда-то был он настроен к Степану Грохову, обида, нанесенная Стяньке, которую он знал примерной девкой и на которой одно время даже прочил женить своего Кольку, обида, нанесенная не кем-нибудь, а отцом ее ребенка, человеком, которому она отдала свою доверчивую юность, до глубины души оскорбила его.

— Вон оно что, — мрачно произнес он. — Вот какой ты, значит, человек. И от отца и от сына отказался. Так…

Константин побледнел.

— Ради идеи я от всего откажусь! — сказал он деревянным голосом и встал…

Самые противоречивые чувства теснили сердце Константина Гонцова, пока он выбирался из двора, куда завел его Максим… В голове помутилось от выпитого и от нахлынувших воспоминаний. То, что, казалось, ушло безвозвратно, с новой силой держало его в своих руках.

С этого дня он стал раздражителен. Работа утомляла его. Неотвязно мучил вопрос: как быть? Что, если найдутся люди, которые докажут его виновность? Усков? Нет. Насколько известно ему, этот угодил-таки на Соловки и, кажется, умер. Леватов? Для него теперь главное — тоже следы замести… Кокосов?..

Гонцов холодел: как, оказывается, много еще не разрублено узлов, связывающих его с прошлым. А Стянька? Поверила ли она его письму? Как она к нему отнеслась? Так, значит, сын… Сын! И от него отказался, как от отца… Как это говорил Дольский: «сик транзит»… Главное — нельзя верить людям. Может быть, даже и сейчас он, Гонцов, живет под тайным надзором. Стоит оступиться — и тогда… Все припомнят…

Гонцов стал подозрительно присматриваться к людям. Во всех глазах ему мнилось тайное наблюдение за ним. Он заглядывал в них, как в глубокий колодец, и боялся. Ну, конечно же, притворяются добренькими. Даже внимание Елены — его новой гражданской жены — раздражало. Как-то перед самым маем она заметила:

— Костяньчик, ты болен? На тебе лица нет.

— Тебя переживу, — сухо ответил он.

Елена надулась. Демонстративно сорвала с себя и бросила яркий заграничный джемпер — подарок Константина. Этот джемпер был давнишней мечтой Елены, и если уж она так поступила — значит, дело плохо. Чего доброго, пожалуется своему отцу. Константин начал уговаривать жену. Она разревелась.

— Черт с тобой, — сказал Константин и хлопнул дверью.

Поздно ночью вернулся пьяным. Утром не вышел на работу. Вечером заявился тесть. И с порога начал: как можно так по-мальчишески вести себя. Перед праздником на базу поступают товары, он, Гвоздилин, крутится, как белка в колесе: везде надо поспеть. За кладовщиками тоже глаз да глаз нужен. В суматохе не догляди — хапнут. А помощник пьянствует.

Костя поморщился: «Нажаловалась-таки…» Зная, что тесть не поверит, сказал:

— Понимаешь. С желудком что-то не в порядке.

— Выпей касторки.

В груди Кости кипело, но он сумел сдержаться. Встал. Позвал Елену. И заговорил с ней так, как будто никакой ссоры между ними не было.

— Леночка, приготовь что-нибудь закусить.

После первой же рюмки Гвоздилин стал добрее. А после второй начал хвастать, что снабжение он поставил на должный уровень и что к Первомаю премии обеспечены.

Последние дни перед праздником Костя работал очень старательно. И тревожные мысли как будто отступили, но нет-нет да и саднило в груди, как от занозы.

Наступил май. Премию и верно дали в размере месячной зарплаты.

В конце июня, получив очередной отпуск, Константин неожиданно заявил жене:

— Я съезжу в деревню на денек.

— Зачем?

— Метрики надо. В отделе кадров требуют.

Елена стала собирать чемодан.

— Не надо. Я же сказал, что на денек.

На вокзале он долго и внимательно рассматривал расписание поездов. У касс толпились очереди. Двигались медленно. Под сводом вокзала гулко кричал репродуктор:

— Граждане пассажиры! Поезд Челябинск — Рудогорск вышел с последней станции. Принимается на третий путь…