Иван Шевцов: Голубой бриллиант

Скульптур Иванов возвращался к себе в мастерскую из цеха натуры с хорошим настроением: завтра к нему придет натурщица, и он, наконец, начнет новую, давно задуманную композицию, откладываемую из-за отсутствия подходящей модели. В выборе натуры он был по придирчивости требователен, ища совершенства женского образа как воплощения идеала природы-творца. На этот раз ему, кажется, повезло – в цехе предложили новенькую молодую натурщицу с гибкой стройной фигурой и броским энергичным лицом, на котором выделялись карие горящие глаза и пухлые трепетные губы. Впрочем, это было первое впечатление, которому наученный опытом Иванов не очень доверял. Но выбора не было.

В троллейбусе этого маршрута постоянная толчея и давка – злые, уставшие от перестройки люди, толкая друг друга, огрызаются, совсем не заботясь, об изящности речи. Как это нередко случается, троллейбус резко затормозил, ударил сорвавшейся штангой по проводам, с треском рассыпав фейерверк искр, и замер на месте, не доехав до остановки.

– Машина дальше не пойдет! – объявил водитель.

И загудел, загомонил ворчливый улей пассажиров, недовольных непредвиденной задержкой.

– Господи, да что ж это такое!.. – раздался из утробы троллейбуса надрывный голос пожилой женщины. – Я же в церковь опоздаю. Да как же мне теперь?

– Экая беда. Мне бы твои заботы, бабка: я на работу опаздываю, а она – в церковь. Дома помолишься, – успокоил ее густой грубоватый бас.

– Пробовала, соколик, да из дому Бог не слышит. Надо, чтоб батюшка попросил.

– Это смотря о чем просить, – продолжал все тот же бас. – В наше время и Бог не все может.

– Моя просьба не трудная: я прошу, чтоб он ниспослал страшную кару на ирода, который столько годов над людьми измывается. – Женщине явно нетерпелось выплеснуть наболевшее.

– Это кто ж таков? – поинтересовался бас.

– А то сам не знаешь? Да Горбачев, а то кто же еще? Окаянный антихрист – до чего народ довел, – зло ответила пожилая женщина.

– Так ты уж за одно и Ельцина с Поповым помяни за упокой, – подсказал молодой мужчина, проталкивающийся к выходу рядом с Ивановым.

– И энтих не забуду, все антихристы-демократы. Одно жулье!..

– Сама-то небось за Ельцина голосовала, а теперь анафеме предаешь. Как же так – беспринципно получается! – подтрунивал бас.

– И то правда – голосовала, чтоб ему провалиться. Я то думала, что он о людях печется. Да как не голосовать: пришли на квартиру черные, лохматые придурки, которые по телевизору грохают. Четвертной суют, вот тебе от Ельцина – спасителя России. Это тебе аванс. А проголосуешь за него и больше получишь. Я и проголосовала, четвертной же!

– Выходит, за четвертной совесть продала, – не унимался бас. – И получила колбасу полпенсии за кило.

– Да чтоб они подавились своей колбасой, окаянные.

С этими словами она выкатилась на мостовую и проворно подалась вперед к остановке, по которой не дошел бедолага троллейбус, вероятно, давно исчерпавший свои ходовые ресурсы. Иванов отметил про себя, что неожиданный диалог высек на угрюмых лицах пассажиров веселое оживление. Видно, у острой на язык женщины было много сторонников и сочувствующих.

Утром, когда Иванов ехал в цех натуры, падал густой влажный снег крупными хлопьями, одевая деревья и провода в белый пушистый наряд. Сейчас снег перестал, и в проталинах низких, рваных голубовато-серых туч на какое-то мгновение сверкал пугливый солнечный луч. На тротуарах и мостовой снег быстро таял под колесами машин и под ногами пешеходов. От талого снега воздух казался густым и сладковатым, и, несмотря на глубокую осень, пахло чем-то предвесенним, радужным, и в душе Иванова звучал навязчивый мотив песни на слова Михаила Исаковского «Враги сожгли родную хату». И теперь вспомнив спешащую в церковь старуху и ее беспощадный монолог в сломавшемся троллейбусе, он с тревогой и грустью, полными безысходного отчаяния, подумал: «Родную хату, о которой с такой сердечной болью писал маститый русский поэт, сожгли враги-фашисты, победив которых народ наш сумел за короткое время построить новые избы на фронтовых пепелищах. Но какие же враги снова, спустя без малого полвека, подожгли наш дом? Кто они – эти враги, как и откуда появились в самом сердце России, в Кремле, в котором так и не удалось побывать покорившему пол-Европы Адольфу Гитлеру?» Вопросы не требовали ответа: он уже содержался в самом вопросе.