Семен Бытовой - Десять тысяч лет

Мао Цин уже не жалел, что покинул Тука. В городе он многое узнал. Теперь он надеялся, что еще вернется туда, на родную землю отцов. Еще наступят лучшие времена. И он ждал этого, как ждут весны после долгой, вьюжной, холодной зимы...

С этими мыслями он принялся за работу. Подметая крыльцо, он подумал, какое из пяти окон было окном комнаты Мейлин? Он подошел к первому, второму, остановился у третьего окна. Постояв здесь минуту, он подошел к четвертому. И вдруг, услышав в комнате шум, отпрянул от окна.

— Ты должна гордиться, что я переступаю этот порог. Почему ты молчишь? — кричал кто-то на ломаном китайском языке.

Старик ухватился руками за оконную раму, уперся коленями в кирпичный уступ, поднялся выше. И то, что он увидел, заставило его вздрогнуть.

Перед Мейлин, загнанной в угол, стоял капитан Хориоки. Он держал в правой руке фарфоровую пепельницу. Вот он замахнулся ею, готовый швырнуть в Мейлин.

— И все-таки ты молчишь? — громко спросил японец. — Так ты сейчас замолчишь навсегда!

Мейлин выпрямилась, подняла голову, плюнула самураю в лицо.

— Я тебя не боюсь! — сказала она и прижалась спиной к стене.

Хориоки отступил, отбросив в сторону пепельницу.

— Ты посмела плевать в лицо офицеру императорской армии! Капитану Хориоки плевать в лицо?! — закричал он.

— Самурайская доблесть — бить беззащитную женщину, — сквозь слезы произнесла Мейлин.

— Ты... ты, шпионка! Я давно заметил, что ты шпионка!

— Дочь моя, бедная моя Мейлин! — шепотом произнес старый Мао Цин. Он хорошо видел, как японец достал из кармана пистолет и медленно навел на Мейлин. Нет, Мао Цин не допустит этого!

Задыхаясь, почти не помня себя, он побежал в дом, кинулся к комнате дочери, но дверь оказалась запертой. Тогда он вышиб плечом тонкую дверь, бросился на японца и сбил его с ног. Хориоки упал на цыновку и, почти не целясь, в упор выстрелил в Мао Цина.

— Отец! — закричала Мейлин.

Хориоки быстро поднялся с пола. Локтем он задел лампу на столе, опрокинул ее. Стало темно.

В это время началась гроза. Могучие раскаты грома ударили совсем близко, и яркая молния на мгновение осветила комнату. Хориоки схватил фуражку и выбежал в коридор. Распахнув дверь, он на крыльце столкнулся с Хань Бао, вбежавшим в дом.

— Кто здесь? — испуганно спросил Хориоки, и вместо ответа получил сильнейший удар в живот...

— Люди! — закричал повар. — Люди-и-и! Разве вы не знаете, что происходит в городе! Самураи бегут!

— Хань Бао! Ты пришел! Он убил моего отца! — дрожащим голосом сказала Мейлин.

— Хориоки убил Мао Цина?

Мейлин схватила Хань Бао за руку и повела в комнату.

Гул, все нарастающий гул доносился со стороны западных ворот, и темнобагровые полосы огня разливались по черному небу.

— Вы только посмотрите, что происходит в городе. Японцы бегут. На улицах рвутся снаряды. Милые, к нам идет свобода! — Хань Бао распахнул окно.

На крыльце послышались чьи-то твердые шаги. Хань Бао насторожился.

— Это за моего брата тебе, подлец! За рикшу, которого ты бил сапогом! — услышал Хань Бао. — Эй, кто в доме?

Хань Бао высунулся в окно и увидел высокого лохматого рогульщика, который вел притихшего, в разорванном кителе капитана Хориоки.

— Я Гу Ан-фа, — сказал рогульщик, обращаясь к повару. — Как только разорвались первые снаряды с той стороны Амура, я сразу смекнул, в чем дело. Вижу, японцы встревожились, бегут... Ну, думаю, пора. Выхожу на улицу Семи богов, а этот бежит навстречу без памяти. Эй, добрый человек, где тут остановился старик из Тука?..

— Нет старика. Его застрелил вот этот японец.

— Что? Этот японец? — Гу Ан-фа так тряхнул Хориоки за плечи, что тот едва удержался на ногах.

— Да, — сказал Хань Бао, — он!

Багровые вспышки полыхнули над городом. В доме задрожали окна.

...В эту августовскую ночь советские войска форсировали многоводный Амур, навязали бой японскому гарнизону и к утру полностью разгромили его.

Мейлин, выйдя от коменданта, встретила на дворе ефрейтора Василия Сомова.

— Счастливо оставаться! — радостно произнес Сомов, очень довольный, что комендант принял китаянку и долго выслушивал ее рассказ. — Теперь у вас будет хорошо!

По тому, как девушка бодро зашагала вдоль улицы, Сомов решил, что на этот раз она отлично поняла его.

Карательный отряд поручика Косумото, расстреляв в прибрежном поселке двенадцать рыбаков, приготовился к возвращению. Горнист играл отбой, и пока отряд выстраивался, ожидая команды, Косумото говорил жителям: