Джордж Гилман - Десять тысяч кровавых долларов

Человек лежал поперек русла высохшего ручья на голых камнях. Его одежда, состоявшая из черной рубашки и штанов того же цвета, была пропитана потом и обильно покрыта пылью Южной Аризоны. В нескольких дюймах от неестественно вытянутой правой руки валялась измятая серая шляпа. Патронташ был полон, но кобура, прикрепленная ремнем к бедру, и ножны, находившиеся на спине, были пусты. Под плотно облегающей тело рубашкой угадывались еще одни ножны, поменьше, очевидно, не замеченные теми, кто напал на него незадолго до этого. Высокого роста, на первый взгляд он мог показаться худым благодаря тому, что при сравнительно большом весе он имел прекрасно развитую мускулатуру, так что одежда плотно облегала плечи и бедра. Даже сейчас, когда он лежал без сознания, от него, казалось, исходила скрытая угроза.

Утро уже наступило. Белесое безоблачное небо обещало прекрасный день, а раскаленный солнечный диск находился достаточно высоко, чтобы угрожать своими жестокими лучами всему, что не находилось в тени. Лишь несколько живых существ нарушали неподвижность природы. Высоко в небе безобразными черными пятнами кружили три грифа-стервятника. Они наблюдали и выжидали.

Чуть южнее, сквозь колышущееся марево раскаленного воздуха можно было различить облако пыли, следовавшее за быстро удаляющейся группой всадников.

Грифы выжидали, всадники скакали, а по дну пересохшего русла ручья медленно скользила семифутовая гремучая змея.

Первым признаком того, что лежащий приходит в себя, стал глубокий стон. Затем последовал протяжный вздох, конвульсивный толчок сведенной судорогой правой ноги и бессознательный переворот на спину. Лучи солнца осветили продолговатое худое лицо с выдающимися скулами, тонкими губами, твердо очерченной линией рта и узким разрезом глаз. Там, где его не покрывала многодневная щетина, кожа лица казалась хорошо выдубленной — результат воздействия солнечных лучей и иссушающего ветра. Волосы были прямыми и черными. Густая длинная челка скрывала лоб. В общем, его лицо говорило о том, что его хозяин улыбается весьма редко. Это было лицо, в котором одни женщины видели жестокую привлекательность, другие находили его безобразным. Что же касается мужчин, то они сразу распознавали таящуюся в нем угрозу, ибо человек с таким лицом в минуту опасности превращался в хладнокровного и жестокого убийцу.

Человек открыл глаза, но, ослепленный режущим солнечным светом, снова зажмурил их. На несколько минут он замер. У него перехватило дыхание, а лицо исказил приступ боли.

Причиной нахлынувшей боли была большая открытая рана возле правого глаза. Кожа вокруг нее была черно-фиолетовой, запекшаяся кровь покрывала половину лица. Судя по всему, для пришедшего в сознание человека подобные ощущения не были чем-то новым: ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы полностью вырваться из провала беспамятства и осознать, что его будущее зависит от того, насколько быстро его мозг сможет подчинить себе эту дикую боль, от которой разламывалась вся правая сторона его лица.

Он снова открыл глаза. Они были у него кристально-голубого цвета, чему он был обязан своей матери — скандинавке. Все остальное он унаследовал от отца — мексиканца.

Человек устремил свой взгляд вверх, жестокая ухмылка обнажила два ряда ровных зубов. Там, в вышине, сделав прощальный круг, улетали стервятники, пронзительными криками выражая свое разочарование.

— Да, ребятки, — произнес человек вслед улетающим мусорщикам, — как я вас понимаю. Я жажду крови не меньше вашего.

Внезапно улыбка испарилась с его физиономии. И если бы грифы не поспешили потерять к нему интерес, то они могли бы считать себя вознагражденными за столь долгое ожидание. Человек застыл всем телом, дыхание его прервалось, вены на шее вздулись от чудовищного напряжения. Среди прочих звуков он отчетливо различил шорох ползущей по земле змеи, сопровождавшийся характерным шумом трещотки на ее хвосте.

Не поворачивая головы, человек скосил глаза вправо, внимательно осматривая дно русла, и увидел наползающую гремучку. Судя по всему, змею совершенно не беспокоило лежащее на ее пути человеческое тело, и она рассматривала его просто как одно из значительных препятствий на своем пути. Если она и заметила блестящие капли пота, обильно выступившие на коже и стекавшие ручейками по грязному телу, то, очевидно, решила игнорировать их. Ползла она не спеша, в спокойном ритме, сжимая и разжимая мышцы своего крепкого тела, извиваясь по растрескавшейся земле. Холодные глаза поблескивали, из полуоткрытой пасти между сверкающими ядовитыми клыками взад-вперед сновал раздвоенный язык.