Семен Бытовой - Ночью скалы светятся

— Ты откуда такой появился? — спрашивает высокий парень. После я узнала, что зовут его Валерием Дроботом, что он бригадир курибанов.

— Я за Риткой пришел, за невестой моей! — задыхаясь, не своим голосом кричит Иван.

— Разве так к венцу приглашают невесту? — спрашивает Валерий. Тут все захохотали. — Давай-ка, малый, проваливай, а то мы тебя отправим кашалоту на обед. Видел когда-нибудь кашалота?

И снова дружный хохот.

А я стою, заслоненная, наверно, сотней людей, вижу Ивана и тоже в душе смеюсь над ним.

На пароходе прогудел первый гудок. Иван потоптался, погрозил кулаком и побежал.

Люди расступились. Я вышла вперед. Спустя пять минут раздался второй гудок. Потом третий!

И тут я вспомнила, что с этим же пароходом уезжает отец. Я словно оторвалась от земли и, не помня себя, полетела к пирсу, закричала на все побережье: «Татучку Тарас, родный мой!»

— Ритонька, зоренька моя! — услышала я в ответ голос отца.

— Татучку, не кидай меня одну!

И в последнюю минуту, когда матросы уже стали убирать трап, отец, растолкав пассажиров, сбежал на берег.

Так началась моя новая жизнь.

Отец вернулся в кузню. Я — в цех, в комсомольскую бригаду к Ленке Синцовой, лучшей моей подружке. Валерий Дробот, бригадир курибанов, что остановил Ивана Жило, через год стал моим мужем.

— Где же вы, Рита Тарасовна, учились?

— За четыре класса со мной Ленка прошла. А после, по настоянию Валерика, я в вечернюю школу рабочей молодежи ходила. Семилетку окончила. Училась бы, возможно, и дальше, но доченька у меня родилась, пришлось целый год дома сидеть. После я в заводскую лабораторию поступила, сперва просто практиканткой, а нынче уже лаборантка. — И доверительно, будто тайну, поведала: — По секрету скажу, Валерик в свободное время готовится в мореходное училище. Мечтает стать штурманом дальнего плавания.

— Почему же по секрету?

— Если, говорит он, мои курибаны узнают, что собираюсь их покинуть, — бригада распадется. Вы, наверно, слышали, что в переводе значит курибан?

— Смелый, как черт!

Рита Тарасовна громко смеется:

— А я, выходит, «чертова жинка». Это я, понятно, в шутку. Ну вот и вся моя история. Так что, сами видите, судьбу гаданьем не предскажешь. Люди ее сами, своими руками строят. Не приди я в цех, не полюби труд, давно бы, наверно, погибла. Конечно, теперь стыдно вспоминать, но я ведь тогда твердо решила: если Иван поймает меня, силой на пароход посадит, руки на себя наложу: с палубы ночью кинусь или уксусной эссенции выпью. Между прочим, флакончик с эссенцией я носила с собой. А вон и наш дед Тарас из кузни идет.

Спокойной, неторопливой походкой идет по песчаной косе плотный мужчина с чисто выбритым темным лицом. Покуривая короткую трубку-носогрейку, он смотрит на море, которое уже все покрылось белыми складками перед началом прилива.

Издалека доносятся громкие голоса:

— Помалу майна!

— Вира!

Это курибаны по приливной волне принимают кунгасы, груженные рыбой.

Теперь здесь уже строится город. Прямые улицы с многоэтажными домами уходят все дальше к Большому озеру, оттесняя тайгу. А в ту, не очень уж далекую осень, когда Инка Ряпушкина приехала с подружками по путевке комсомола на строительство, холмистый берег Амура был сплошь перекопан бульдозерами, изрыт глубокими траншеями, в которых все лето стояла подернутая лягушечьей ряской вода.

Вековые, в два-три обхвата, деревья, недавно росшие над рекой, отбрасывая благодатную тень, валялись в беспорядке на холмах с иссохшими корнями и ветками; и мало кто думал тогда, что многие великолепные дубы, тополя и лиственницы повалены без всякой надобности: где мешало одно дерево, убирали целых пять.

С этого, собственно, и начинается история Инки Ряпушкиной...

Когда Инка приехала в Озерск и парторг стройки Буренцов случайно узнал, что девушка работала в Тамбове машинисткой, он срочно вызвал ее к себе.

Инка быстренько переоделась, подкрасила губы и в отличном настроении отправилась в контору. В длинном коридоре с добрым десятком дверей, обитых коричневой клеенкой, Инка нашла кабинет парторга.

— Это вы меня требовали? — спросила она тоненьким голосом.

Буренцов еще не был знаком с Ряпушкиной и ответил не сразу.

— Мне передавали, чтобы я срочно явилась, — сказала Инка. — Вот я и явилась!

Буренцову понравился бодрый вид этой маленькой тоненькой девушки с веснушчатым лицом и большими серыми глазами, по-детски наивными, но с упрямым и решительным взглядом. Ему понравилось и то, что Инка пришла в новеньком шелковом платье и в туфельках на высоких каблуках. Он подумал: «Молодец, аккуратная девушка!» Правда, парторг про себя отметил, что зря она с таких лет — на вид Инке было шестнадцать-семнадцать — подкрашивает губы, однако промолчал.