Юрий Мейгеш - Жизнь — минуты, годы...

Чтобы как-нибудь забыться и спрятать лицо от товарищей, Гавриил Данилович достал из кармана записную книжку и начал просматривать бессистемно сделанные записи мыслей, своих и чужих. Эти записи должны были стать материалом для большого произведения, которое он давно задумал написать — сразу же после опубликования в районной газете своего первого стихотворения. Однако пока он не мог основательно засесть за работу, потому что всегда что-то мешало. Он горячечно читал свои заметки, но очень плохо понимал, что к чему.

Нам только кажется, что понимаем людей до конца, а в действительности перед нами всегда айсберг — с незначительной макушкой на поверхности. Надо запретить либо науку, либо войну. Западный ученый. Странно, как могут уживаться два антипода: любовь и война! Яблоко Эриды, война за любовь. За право владеть самкой тетерева, олени и многие представители живых существ дерутся насмерть. Называть вещи своими именами в культурном обществе не принято, даже считается непристойным. Наука в наше время достигает, казалось бы, невозможного, хотя явления, все еще непонятые нами, относят к категории невозможных. Разум человеческий может либо предотвратить катастрофу, либо ускорить ее. В первую очередь необходимо изучать самого человека, пока он не привел мир к катастрофе. Все остальное — освоение Марса, Луны или Венеры — дело не срочное. В будущем наука может вызывать, например, манию самоубийств в армии противника — вся армия сама себя уничтожит. Писать об обыкновенных вещах не стоит, а, между прочим, все вещи необыкновенные, если глубоко вникнуть в их суть. Любит — не любит: фатум, что выпадет, с кем сведет судьба. Стоит все же прочесть Мелвилла. Новую форму жилья, одежды, автомашины принимаем, а в литературе — нет… Должен ходить в постолах, потому что дед так ходил. Синтезировать поэзию, художественную и научную прозу. Главное — мысль, идея. Почему обязательно агроном, ученый, учитель? Просто человек, априорно! Разнообразие взаимоотношений полов, право первой ночи, угощение путешественника женой. Почему мы не говорим сегодня того, о чем обязательно скажем завтра. Генетика?.. Фашистский теоретик: периодичность войн — 15—20 лет. Чепуха! Что не служит человеческому счастью, не имеет права на существование. Мы восхищаемся детьми потому, что они не похожи на нас; а мы тоже дети, но только для себя. Всегда самое большое зло исходило от фанатиков, боровшихся за счастье людей. Белое или черное всем видно, — буду серым. Не давай много — пожелают большего. Всегда прав тот, кто не колеблется и не сомневается. Разумеется, прав перед самим собой. Боги не понимают людей, а люди богов. Самая жестокая казнь — ожидание казни.

Выступала Цецилия Федоровна, но Титинец ее не слушал, она всегда говорила темпераментно и очень громко, пересыпала свою речь цитатами, которых она знала бессчетное количество. По сути она повторяла чужие мысли, и ее почти никто не слушал. Однако на людей, мало знавших ее, она производила хорошее впечатление и пользовалась репутацией незаурядного оратора, слыла человеком широко эрудированным и принципиальным. Цецилия Федоровна надеялась на быструю карьеру, иногда даже ходили слухи о выдвижении ее на более высокую должность, но время шло, менялась обстановка, однако повышение по должности так и не состоялось.

Как всегда внимательно и собранно слушал ее Семен Иосифович, потому что на Цецилию Федоровну можно было положиться.

Хватит, пусть говорят что хотят; пусть хоть ловят, думал Титинец, как только закончат, надо проскользнуть вдоль стены, мимо шкафа, Анна Андреевна, я знаю, посторонится. Глупости говорят, Василий Петрович честный человек, споткнуться может каждый. Перегорит — и забудется. С каждым может случиться. Взять, к примеру, меня — умираю по Галине Анисимовне. Гаврошик… Ах, как она добра, я даже прослезился от счастья. Но — не думать! У Анны Андреевны муж ревнивый, он где-то в лаборатории работает, химик. Не думай о сером волке… Да, когда же она закончит в конце концов? Значит, так: обойти стол этой стороной, что ближе к двери, но — Иван Иванович и Кирилл Михайлович зацепят; Анна Андреевна, она добрая. Решился!

— Куда же вы, Гавриил Данилович? Собрание еще не закончилось.

Гавриил Данилович не ответил, он, балансируя, прошел меж стульев и прихлопнул за собою дверь. Все рассмеялись.

повернулся к Анне Андреевне и спросил:

— Позволите?

— Пожалуйста.

Он взял книгу, прочитал несколько строк на последней странице.