Наталья Суханова - Зеленое яблоко [СИ]

И жаркое лето, когда мы вернулись с моря. Родители, знакомые, соседи — все изнывали от жары. Кажется, тогда-то я окончательно и поняла, что не такая, как все. Отец, борясь с жарой, лезет в ванну под горячий душ и, в полотенце на бедрах, шлепая оттуда босыми ногами по пыльному от горячих сквозняков полу, хвастает, что ему даже прохладно. На балконах мелькают молоденькие женщины в одних трусах и старые в ночных рубахах, а маленькие дети вообще голые. Я же даже не снимаю платья. Холод внутри все время, тепла нет даже в жаркий день. Холодные сердце и кожа. Мне бывает душно, но не жарко. Я знаю жару только со стороны — во мне она отзывается еще большим холодом.

Как-то в гости к родителям приходят друзья. На столе чай и вино. Неумеренное потребление чая вызывает у меня брезгливость, пьющие вино — испуг и отвращение. Но их разговоры я выслушиваю внимательно. Отец предлагает одной деталью — «чеховской, осколком стекла в овраге» (я запомнила эти слова буквально) — описать жаркий день, жаркую ночь.

И вот посыпалось:

— Раскаленную белую улицу лишь изредка пересекал какой-нибудь отчаянный мальчишка.

— Пот стекал из-под волос и высыхал на солнце.

— Было так жарко, что слово «горячий» не шло на ум.

— Падая от желанья спать, страшились лечь в горячую постель.

— Белое от жары небо без единого белого облачка.

— Луна грела спину.

Меня поражает «белое от жары небо без единого белого облачка». Сначала я досадую на сказавшего: ведь небо не может быть белым. Но проверяю и вынуждена согласиться: от жары ли, от пыли, небо в самом деле белое. И облако белое. Но разно белые — их белизна несовместима. Мало того, белизна облака свежа, а белизна неба мрачна. Опять мир рассыпается, распадается, даже в одном цвете — и нет сил объединить и успокоиться, восторжествовать, возрадоваться.

Когда-то, уже давно, года два назад, на мамино замечание, что гулять идти нельзя, потому что дождь идет, я возразила надменно: «Дождь идет здесь (жест в сторону того двора), а там (наш двор) дождя, мамочка, нет. Вот так!» И на снисходительный мамин смех выпрямилась гневно.

Теперь я знаю, что если дождь идет с той стороны, то он идет и с этой. Но все равно совместить стороны невозможно. Какой-нибудь десяток шагов из одной комнаты в другую (трамваем) — и открывается иной мир. Дом, который стоит поперек, углом к нашему дому, весь освещен перекочевавшим на запад солнцем, но это не тот свет, что с нашей стороны, накалившейся за день, не отпускаемой солнцем часов с одиннадцати утра. Даже ночью луна смотрит во двор красным отражением солнца. Но и когда глаз луны просветлеет, задремлет в белом сиянии, все еще будут камни стен отдавать жар и будет несвеж обморочный от долгого жара воздух. А с той стороны ночью будет слабо, но потягивать прохладой.

На склоне жаркого дня прошла я по нашим двум комнатам с юга на север. Пересекла кусок света, в котором словно испарялись пол и стена; был этот кусок горяч, но надежно ограничен — тенью? — нет, больше чем тенью — темнотой после света. Когда свет и сумрак лежали рядом, они играли с комнатой, противоположно, но равно скрадывая вещи. Деловито-жадно мои глаза и это приняли в свое знание, не потревожив при этом холода сердцевины. Окно распахнуто в тот двор, и первое, что я увидела, приблизившись, был поток света на стене поперечного дома; одни только окна, чуть сдвинувшиеся внутрь, избегали прямого сияния, были темными бликами на солнечном потоке стены. Столь мощный, этот свет отличался, однако, от пекла с нашей стороны: была в нем не температурная — иная мощь, сродственная холоду моей сердцевины, но противоположная.

Взгляд и душа, сдвинувшись, обмерев на мгновение, не выдержали, я опустила глаза. Полоса садиков, высаженных вдоль глухой стены дома, лежала в тени, и зелень их после ослепительного света казалось чуть ли не черной, хотя сквозь немощность ослепленных глаз уже проступали листья и блеклые блики на них, и кое-где, на особенно упругих и скользких листочках даже вспыхивали лучики. Как свеж и умиротворяющ был этот мир густых, маленьких деревьев с листьями зелеными до красноватости даже, мир другого света и тени. И опять сжалось в бессилии сердце. Все было разное, даже купы деревьев в, казалось бы, общем зеленом — чем больше я вглядывалась, тем более отдельными. Я вскинула взгляд на стену поперечного дома: все так же мощен, велик, лучезарен был свет — солнце не отводило глаз от стены. Снова опустила я взгляд на сад — несовместимо!..