Андрейс Дрипе - Последний барьер

Зумент слышит доносящиеся с разных концов смешки, однако их мало, слишком мало. Навряд ли удастся изменить соотношение сил в свою пользу.

Часть ребят, наверно, можно бы повернуть против Киршкална, против всей этой кодлы воспитателей, но не против Калейна. Его уважают и его боятся.

— Давай дыши потише! — советует Калейс Зументу. — Я тоже не люблю, когда шмонают, но что делать — мы не у себя дома. Никто нас сюда не звал, сами напросились.

— Надо жаловаться! Прокурору писать! Если ты командир, должен заступаться за своих ребят в отделении.

— «Своих ребят»! — передразнивает Калейс. — Пиши, если охота! Из-за тебя и из-за таких, как ты, шмоп и устроили.

Неожиданно в отделение входит Киршкалн. Все притихают, кроме Зумента. Он направляется навстречу воспитателю.

— Меня обворовали! — Он растопыривает руки в жесте отчаяния.

— Да ну! — прикидывается удивленным Киршкалн. — Что же пропало?

— Тетрадь для записей.

— Ай-ай-ай! И какие же были записи?

— Как какие? — вскидывает руки Зумент. — Вообще-то всякие. Но больше стихи и литература. И искусство тоже.

— А-а! — вспоминает теперь Киршкалн. — Эту тетрадь я взял. Захотелось познакомиться. Я уважаю стихи и искусство. Возможно, пошлем в какую-нибудь газету или журнал. Глядишь, напечатают. Как, по-твоему?

— Я же говорю серьезно! — воинственно заявляет Зумент и принимает гордую позу.

— Насколько серьезен ты, настолько же и я, — встает в такую же позу Киршкалн, передразнивая Зумента, и отделение покатывается со смеху, включая и часть ворчунов.

Воспитатель уходит, а хохот не смолкает.

Ночью Зументу не спится. Бамбан и Цукер не вернулись. Ясно — посадили. Значит, чего-то выболтали.

За ним еще не идут. Цела ли банка под кроватью Калейса? Как с другими тайниками?

Дверь открывается, на пороге стоит контролер, он подкрался так тихо, что и шагов не было слышно; понаблюдал и так же бесшумно исчезает. И так несколько раз. Первоначальную идею — под утро, когда сон у ребят самый крепкий, подползти к тайнику — Зумент отбрасывает. Надо выждать, по крайней мере, до тех пор, пока не выпустят обоих «подельников».

Может, те что-нибудь расскажут. Даже на самого себя зло разбирает. Кое-что, конечно, сделано, но мало, слишком мало… А теперь даже и эта малость — в опасности. Оказалось, таких калейсов здесь хоть отбавляй и не только в отделении у Киршкална. Все на свете пошло кувырком… Бежать надо, бежать, и как можно скорей.

И Зумент погружается в упоительные грезы. Они — та секретная грань, куда не может проникнуть контролер или воспитатель, ни эти гады-подлизы, с которыми Жук еще сведет счеты. В мире своих грез он черпает силы и выдержку, в нем он таков, каким жаждет быть.

Жестокий и неуловимый, с холодной усмешкой на губах, он надменно поглядывает на олухов, которые в поте лица зарабатывают свой хлеб и довольствуются серой и скучной жизнью, потому что не хватает фантазии сделать ее более интересной и захватывающей. Крохоборы! В один момент он ставит на попа жалкий мирок этих людишек, и не знающий промаха кольт подводит черту под всеми их добропорядочными чаяниями.

Его преследуют, но он неуловим и появляется там, где его меньше всего ждут. Денег у него куры не клюют, и он щедро раздает их своим подручным. Его повседневная одежда несколько напоминает ковбойские наряды из фильма «Великолепная семерка», но когда Зумент, сердцеед и обольститель прекрасных кинозвезд, появляется в каком-либо роскошном зале, на нем, разумеется, сшитый по последней моде смокинг или фрак. На пальцах сверкают перстни, каждый стоимостью в миллион. Вот он скромно подходит к самой распрекрасной девушке и с легким поклоном приглашает ее на танец, а ее спутник со страху падает в обморок. Они танцуют как во сне — только двое на сверкающем паркете, а когда на улице завывают сирены полицейских машин, Жук, словно тень, исчезает, а девушка потом всю жизнь бредит этим единственным танцем, во время которого она изведала испепеляющий жар объятий короля бандитов.

Лицом девушка слегка смахивает на руководительницу керамического кружка Маруту Сайву, и Зумент недовольно морщится. С цацей глиняной он уже расквитался, Маруту похищают и отдают на потеху его приспешникам, а Зумент, усмехаясь на это, поглядывает и говорит: «Меня не захотела, так получай же!» — поворачивается к ней спиной и гордо уходит.

И взрываются сейфы почтовых вагонов, начиненные долларами. Жук соскакивает с мчащихся автомобилей, врывается в банки и, наведя на служащих свои два кольта, хладнокровно приказывает: «Руки!» — а уходя, оставляет записку с одним-единственным словом «Жук», написанным красной краской.