Однако Аугсткалн ждет более подробных разъяснений по поводу этого второстепенного:
— А все-таки — что же именно?
— Налет показухи, некоторое бахвальство, в какой-то мере даже мальчишество. Но воспитанники это любят.
Прищурясь, Аугсткалн пытливо взглядывает на Ветрова.
— Как видно, наши мнения разойдутся. Разве вы не заметили, какой неуравновешенный человек Озолниек? Он чересчур увлекается своими идеями. Зачастую они до конца не продуманы и идут вразрез с существующими положениями и мнениями компетентных и ответственных товарищей. Да, выправка у него хорошая — настоящий строевой офицер, но его надо держать в узде. Без контроля он может запросто дров наломать. Начальник колонии не имеет права поступать необдуманно, идти на неоправданный риск, Он был бы хорошим воспитателем, даже заместителем начальника, но на своей нынешней должности он попросту зарвался.
— А вам не кажется, что вы сгущаете краски?
— Очень может быть, но я заглядываю вперед, Озолниек ведет себя как капитан пиратского корабля в нейтральных водах. Он забывает, что времена флибустьеров давно прошли и что корабль это не его, что на смену лихим рейдам пришел тщательно координированный, опирающийся на должностные инструкции кропотливый труд. И наконец: если бы эти поиски новых путей и необузданная самостоятельность давали ощутимые результаты! Так ведь нету их! События последних дней говорят сами за себя. Поножовщина, вымогательство денег, драки, и в заключение — групповой побег. Это что, свидетельства хорошей работы? Мне снова придется объявить ему выговор.
— Но ведь это же колония, — Ветров удивленно поднимает брови. — Контингент постоянно меняется, и необходимо считаться с вероятностью таких случаев.
— А история с футболом? А вылазка целым классом на озеро? Это же надо додуматься — наградить за первое место выходным днем класс, в котором на доске была нецензурная надпись! А если бы кто сбежал с этого озера, а? Ведь ограды вокруг него нету! — возмущается Аугсткалн.
— Может, потому как раз и не сбежали?
— Допустим. Дальше — запретил курение. Работники жалуются, а воспитанники все равно курят, как курили. На какие деньги куплены инструменты для оркестра? То и дело из прокуратуры докладывают о том, что начальник допускает беззаконие. Мне все это начинает понемногу надоедать.
— Вы с ним работаете дольше, вам, конечно, видней, — уклончиво говорит Ветров. — Я только высказал свое мнение.
Аугсткалн хмурится. У всякой медали есть оборотная сторона. Будь Озолниек подчинен не ему, а другому начальнику, он, полковник Аугсткалн, вероятно, думал бы так же, как Ветров.
— Быть может, у вас есть более подходящая кандидатура на эту должность? — спрашивает Ветров, когда они выходят из гостиницы.
— Пойдите-ка найдите такого, кто добровольно пошел бы в колонию для несовершеннолетних! Но надо всерьез подумать. У Озолниека это будет уже третий выговор!
— Работая на таком месте, выговоров не миновать На побег выговор положен, но фактически начальник не виноват. Вам-то это хорошо известно, начальник всегда виноват.
— Формально — да. Я не берусь утверждать, что Озолниек лишен недостатков, но зато он — воспитатель в лучшем смысле этого слова, а не поборник косности и устарелых методов.
— А чем старые, проверенные методы хуже сомнительных экспериментов?
— Тут надо еще посмотреть, кто и как проводит эксперимент.
— Так, по-вашему, Озолниек — на своем месте?
— Думаю, да. По крайней мере, я не вижу ничего, что могло бы настораживать. Ведь и в старых методах есть много противоречивого.
Они идут к машине, и Аугсткалн как бы подводит итог разговору:
— Законы придумали не мы с вами.
— Но ведь и не боги, верно? — говорит Ветров и усаживается рядом с шофером. Полковник садится сзади.
— Вы человек молодой, в ваши годы еще можно позволять себе вольнодумие, а в моем возрасте нужна осмотрительность. Откровенно говоря, мне и самому многое нравится в Озолниеке. Пускай работает, только бы дров не наломал.
«Да, в мероприятиях Озолниека известный риск есть, — думает Ветров. — И риск этот полковника пугает. Понять можно их обоих, но симпатии всегда будут на стороне Озолниека. Жаль только, что мало у нас таких Озолниеков».
Доставая из кармана сигареты, Ветров наклоняется к шоферу и в зеркальце видит Аугсткална. Полковник глядит в окно, и на лице его глубокая озабоченность.
* * *
Занятия в школе начались. На первой парте в классе Крума, так же как и весной, сидит Валдис Межулис. Он за это время сильно изменился. Уже нет прежнего напряженно-неподвижного взгляда, в котором было бесполезно искать отражение того, что происходит вокруг, однако какой-либо особой заинтересованности тоже не заметно. Межулис серьезен и тих, внешне не реагирует ни на отпускаемые в классе шуточки, ни на то, о чем рассказывает Крум, но вчера его ответ у доски поразил учителя убедительностью и логикой. Крум поставил пятерку. А он пятерками не разбрасывается, это все знают.
Читать дальше