Андрейс Дрипе - Последний барьер

Учительница Калме, как обычно, получила «цыганский класс», это значит «самых маленьких». Здесь в одном помещении занимались воспитанники по программе от первого до шестого класса. В первом и втором классах редко насчитывалось более двух-трех воспитанников, и, как правило, они бывали из цыган.

Отсюда и пошло название «цыганский класс». Они удивительно ловко умудрялись прошмыгнуть через частый гребешок обязательного образования и, доживя до шестнадцати или семнадцати лет, с трудом читали по слогам и еле-еле могли нацарапать свою фамилию.

А бывает и так, что вообще нет первого и второго класса. Больше всего воспитанников в пятом и седьмом, но и от них не приходится ждать особой смекалки и прилежания — многие приходят из специальных школ и страдают слабоумием. Ласковыми телячьими глазами или, напротив, с глупейшей и надменнейшей ухмылкой смотрят они на учительницу, грызут ногти и карандаши, наглядно демонстрируя, что получается, когда детей производят на свет алкоголики.

Колония не может иметь отдельные классы для дебилов. Тут они сидят вместе с закоренелыми лодырями и бродягами, которые в науках хоть и ненамного ушли от них вперед, но считают долгом подчеркнуть свое существенное отличие от «дураков».

Разумеется, никто из педагогов не жаждет стать воспитателем такого объединенного класса. После долгих отговорок умоляющий взгляд директора так же как и остальных коллег — устремляется на Калме. Может, все-таки спасет положение? Она уже там работала, она лучше всех умеет справляться с этой командой горемычных пасынков судьбы, знает, как подойти к их непонятным душам. И в конечном счете Калме дает согласие. Не оставлять же детей без учителя.

Кто однажды взвалил на себя крест, тому нелегко от него избавиться.

На перемене в учительскую заходит Киршкалн.

Он просит Калме позволить посидеть часок у нее на уроке, поглядеть, как идут дела у Мейкулиса и других тугодумов. Учительница охотно разрешает. Посещать уроки входит в обязанности воспитателей, но не часто это им удается — педагоги недолюбливают такую форму сотрудничества и если и не отказывают в разрешении присутствовать на занятии, то дают его с весьма кислой миной. Кому охота, чтобы в классе сидел посторонний и еще что-то записывал по ходу урока? Калме в этом смысле представляет собой исключение.

Тут же поблизости колдует над журналом Крум.

— Когда иду в твой класс, меня всегда в дрожь бросает, — говорит он. — Какая может быть методика, если надо работать одновременно с шестью классами? Не придумали еще такой методики и никогда не придумают.

— Вот и хорошо, — смеется Калме. — Руки свободны. Пойдем! У тебя ведь сейчас окно в расписании.

И вот Крум оказывается рядом с Киршкалном в «цыганском классе». Не бог весть какой интерес тут сидеть, но отказаться было неудобно, тем более при Киршкалне.

Крум не верит в целесообразность подобных «хождений в гости». То, что хорошо получается у Калме, у него может не пройти. Копировать бессмысленно. Все зависит от человека, от индивидуальности.

Учительница быстро выкладывает стопки тетрадей каждого класса для раздачи.

— Вы исправляйте ошибки контрольной, а вам будет классная работа; для вас — вот это упражнение, Козловский, ты еще раз прочти стишок и повтори про себя. К доске пойдет Мейкулис, будет писать предложения, а остальные из пятого — пишите тоже и следите, чтобы он не делал ошибок.

Мейкулис пишет медленно и старательно.

— Я уже написал! — тянет руку и кричит Лексис. — Я! Я знаю! Меня спросите, чего вы с Кастрюлей чикаетесь, он же дурной, а у меня пятерка будет.

— Нет! Теперь я буду отвечать, — перебивает его Козловский.

— Ничего я не понимаю… ничего не понимаю, — бубнит под нос толстячок Муцениек и выводит на бумаге какие-то каракули, а Гаркалн сидит развалясь и улыбается с сознанием полного своего превосходства и всем своим видом говорит: «Да что с них взять? Меня лучше спросите. Я все знаю».

Калме всех видит, всем успевает ответить.

— Лексис, подумай над следующим предложением, пойдешь к доске после Мейкулиса, а Козловский еще не выучил последнее четверостишие. Чего ты не понимаешь? — склоняется она над Муцениеком и в тот же миг, даже не глядя на доску, говорит: — Мейкулис, сам работай, не смотри на класс! Лексис тебе подсказывает неправильно.

Лексис действительно перегнулся через парту и, приложив ладонь ко рту, шепчет:

— Куда ты запятую поставил, Кастрюлька, дурачок, хе-хе-хе!