«Боже! Что она плетет!» — подумал Росанов.
— Ну и писатель обязан, просто обязан побывать на этой грани. Из этого состояния писатели и черпают всю жизнь. А иначе все от лукавого, болтовня и «мастерство».
— При чем здесь все это? — вставил он.
«Впрочем, она всегда носилась с идеей «потрясения», — подумал он.
— Чего же тут непонятного? У тебя совершенно тупое лицо, Витя. Жизнь творческого человека начинается со страдания. И вот ты летишь и кормишь птицу мясом, а когда оно кончается, то отрезаешь от себя. Помнишь сказочную птицу? Она без мяса не может лететь. Так вот и творчество — это полет за счет собственной крови и мяса.
— Постойте… полет… птица. А мальчик?
— Какой мальчик? — не поняла Люция Львовна и продолжала: — А ведь я к тебе по делу, а не просто так.
— Догадываюсь. Я и сам давно собирался, да никак не мог вас застать.
— Так вот, — она похлопала его по плечу, — как ты догадываешься, мне надо написать о тебе очерк. Я уже кое-что набросала…
— Вы надо мной смеетесь или как? — спросил он.
— Витя! — И она с упреком поглядела на него.
— То-то и Витя. Убить меня можно, но не валять же в… в…
— Ты о чем говоришь?
— О ваших письмах и о… о…
— Я тебе не писала. Получила, правда, письмо от тебя из 3. Сумасшедшее письмо. Мне даже сделалось как-то не по себе. Бред какой-то. Я, помню, тогда подошла к зеркалу и говорю: «Кругленькую-у-у! Кашку-у-у!» Что ты хотел сказать? Ты тогда был, наверное, здорово подшофе. Ведь угадала? — И поглядела на него проницательно.
«Ничего не ускользало от проницательного взгляда писателя», — процитировал он.
— Так это разве не вы писали о каком-то мальчике… Ну не о каком-то, а… словом…
— Я тебе не писала. И ты сам виноват в том, что не писала.
— Но ведь вашим почерком!
— Да? Странно. Шутка, может? Это шутка в стиле одного моего бывшего ученика. Был такой — Арсений. Большой мастер подделывать почерки. Да что с тобой? Ты что глаза выпучил, как таракан?
— Так это, значит, шутки?
— Может, и шутки. А о чем письмо-то?
— Так, глупости. Скажите, есть ли у вас сын?
— Сын? — Люция Львовна загрустила. — К сожалению, нет. Ну а о чем говорилось в письме?
— Чепуха в стиле Сени.
— Ну ладно. Я к тебе все-таки по делу, — сказала Люция Львовна нетерпеливо. — Я к тебе насчет очерка.
— Ни в коем случае!. — выкрикнул он. — Никаких очерков! И… и извините. Меня ждут. Я недостоин быть героем вашего очерка. Желаю вам всего хорошего.
Что же это произошло с миром? Ночная серая мгла превратилась в сверкающий иней, запели весенние птицы, закачались мачты яхты за пальмами, запахло озоном.
— Что за баба? — спросил Миша Пудовкин.
— Журналистка. Хотела что-то написать.
— Головогрудь, тазобедро — все в норме технических условий.
— Не испытывал. Так что будем делать?
— Испытай.
— К черту.
— Насос заменим — это недолго, — отозвался Апраксин, — это ты правильно говоришь. Понимаешь, что глупо его менять, а, однако, все становится на свои места.
— Вы начинайте помаленьку демонтаж, а я пойду водички попью. В горле что-то как в ржавой канализационной трубе.
Он шел вдоль стоянки мимо берез и красного тальника, похожего на схему кровообращения, к автомату с бесплатной шипучкой и увидел Ивана Ильича Нерина — тот сидел на лавке и, подавшись вперед, наблюдал за двумя скворцами, которые чем-то промышляли у лужи, блестевшей в траве. Заметив Росанова, он поманил его и приставил палец к губам. Росанов, крадучись, пошел к Ивану Ильичу, в знак осторожности закусив губу.
— Не спугни… пусть… — объяснил Иван Ильич, — крылышки… это… зеленью отливают… Куда идешь?
— Водички попить. Поздравляю вас с избранием на новый пост.
Иван Ильич только махнул рукой:
— Как твои дела?
— Хорошо. Спасибо.
— Как отец, Настя?
— Нормально.
— Тут это… ты-то на борт как? Пойдешь? Идет набор… Ил-62… бортинженер… Есть шансы.
— Неужели возможно? Ведь после собрания…
— Разнарядочка пришла… Пройдешь медкомиссию?
— Не знаю.
— Надо пройти. Держи себя… Вина не пей, не кури — даром это. Бросай курить… Глупо это…
— Брошу, — ответил Росанов и почувствовал, что и в самом деле бросит.
— Что за дефект? Разобрался?
— Похоже, что разобрался. А тут мне письмо пришло из Самоедской. Почитайте.
Иван Ильич прочитал письмо и задумался.
— Как поступить? — спросил Росанов. — Ведь там я как будто нужнее. Это с одной стороны… Если напишу, что у меня есть возможность пойти на борт, меня там поймут и не осудят… Но если я поеду туда…
Читать дальше