Николай Бораненков - Вербы пробуждаются зимой [Роман]

Но вот в доме скрипнула дверь, и в сад сыпанула горласто-крикливая детвора. Впереди шагал с каким-то похожим на ракету монопланом мальчишка лет двенадцати с красным галстуком на шее, за ним курносая полная девчонка лет десяти, а следом двигалась целая ватага босоногой белокурой, темноволосой, разного возраста ребятни. Они прыгали, толкались, что-то просили. Видно, им тоже хотелось ракету понести. Ну хотя бы подержаться за ее перистый, как у рыбы, хвост. Но мальчишка был неумолим. Он гордо нес над головой свое детище с надписью «Доброе — Венера» и никого не подпускал.

— Колхозный детский сад, — кивнул Сергей. — Делом занимаются ребята.

— Ты что, Сережа? Возраст-то какой! Не детсадовский. Это скорей всего Дом пионеров.

— А я спрошу сейчас.

— Да зачем тебе? Вот любопытный!

Сергей остановил мальчишку.

— Это что здесь? — кивнул он в сторону дома. — Детский сад или пионерский дворец?

— Не-е, — удивленно пожал плечами мальчишка. — Это мы здесь живем.

Подумав, что, может, здесь размещен детский дом, Сергей опять спросил:

— Кто «мы»? Точней говори.

— Ну, мы. Решетьковы.

— Решеть-ко-вы? — изумился и чертовски обрадовался Сергей. — А отца вашего… Как отца зовут?

— Ну, Степаном, — растерянно ответил мальчишка.

— А это все твои сестренки и братишки?

— Конечно. А чьи же…

Сергей толкнул плечом калитку, ворвался в сад, потрепал подступивших к нему девочек за банты, волосенки и заторопился в дом.

У крыльца стоял спиной к дорожке низенький квелый мужчина в серой кепке, натянутой на уши, и белой рубашке, засунутой в рваные брюки, обляпанные краской. У ног его виднелось ведро с розоватой глиной, и он старательно мешкал ее не то палкой, не то самодельной кистью. Но вот он повернулся лицом, и Сергей мгновенно, хотя так давно и не виделись, узнал в этом состарившемся, поседевшем человеке своего бывшего солдата Степана Решетько. Степан же, прекратив работу и часто моргая, некоторое время смотрел на бегущего в дом полковника, гадая, по каким таким делам пожаловал к нему такой чин, но вдруг кисть и ведро выпали у него из рук и он, все еще не веря в чудо, прошептал:

— Господи! Неужто?

Однополчане обнялись. Руки Степана от волнения дрожали. По небритым и морщинистым щекам катились слезы.

— Товарищ командир… Сергей Николаич, — только и говорил он задыхаясь. — Вот уж не ждал! И во сне не спилось. Катря! Катюша! Да глянь же… Глянь, кто пожаловал к нам.

Из дома выбежала в белой косынке, клеенчатом фартуке, надетом поверх белого платья, раскрасневшаяся Катря. Щурясь от яркого солнца, она глянула из-под мокрого, в белой пене локтя и воскликнула:

— Ой, мамоньки! Товарищ капитан!

— Да какой же капитан? Очнись, Катюша, — рассмеялся Решетько. — Полковник он.

Катря, сбегая с крыльца, смутилась.

— И правда! Лет-то сколько прошло! Ну, здравствуйте. Здравствуй, Сергей Николаич. Давай же поцелуемся хоть в жизни раз. Ведь я тебя любила…

— Слыхал? — кивнул Степан. — От шельма баба… А мне все трубит: «Лишь одного тебя». А сама…

Катря отмахнулась:

— Да то ж особая любовь, чертушка ты рыжий…

Степан увидел идущую в сад молодую женщину в сером костюме и фетровой шляпке.

— А это кто же?

— Как кто? — оглянулся Сергей. — Жена моя, Надюша.

Степан разгладил серо-рыжую щетину.

— Баш на баш, браток. Ты мою поцеловал, а я твою в отместку.

Шофер протяжно засигналил. Сергей, раздавая обступившей детворе прихваченные в дорогу конфеты, заторопился. Степан тронул за локоть его.

— Вы куда?

— Едем отдыхать. На море, Степан.

— Нет, так не пойдет. Костьми лягу, а из сада не выпущу, — твердо заявил Решетько. — И не погляжу, что вы полковник, а я сержант. Вы на моей территории, а значит, тут комендант гарнизона и старший начальник я.

— Но шофер… машина, — пожал плечами Сергей.

— Что машина?! Да тут машин, как баранов. А окромя автобусы, троллейбусы идут. Да я вас на любом транспорте доставлю.

Сергей переглянулся с Надей.

— Ну, как? Останемся? Или…

— Никаких «или»! — крикнул Степан и побежал к таксисту.

А не дольше как через час радушные хозяева большой семьи угощали в саду своих дорогих гостей. Степан по этому торжественному случаю надел новый костюм и нацепил на него все фронтовые награды и орден за труд. Как и на фронте, он был весел, говорлив, не переставая рассказывал о Крыме, чудесных виноградниках, красных розах, которые выращивает колхоз и лучше которых в районе нет. Беря то одну, то другую бутылку с золотым игристым вином, расписывал его достоинства и при каждом удобном случае расхваливал за хозяйственность и подаренных ребятишек Катрю. А та, довольная, смущенная (все-таки возраст за сорок!), только локтем толкала его.