Николай Бораненков - Вербы пробуждаются зимой [Роман]

— Да, это редкость, — подтвердил Сергей. — Не всякий конь с навыком таким.

— Вот именно! Именно, голубчик мой. Сам лег и как бы сказал: «Влезай потихоньку, повезу». И влез я. Лег поперек седла. За подпруги уцепился, как клещ. Вези, говорю, вороной, выручай.

— И куда же он вас? — спросил Бородин.

— Слушай дальше. До сих пор все думаю, как он меня из-под носа беляков увез. — Генерал опять взял Сергея за пуговицу кителя. — Вы представляете? Кругом беляки. Костры их горят и там и тут… Коней тьма-тьмущая. А он не только сообразил, где чужие, но и привез к своим. Прямо в свой полк, в свой эскадрон. Вот это был конь! Да-с. Нет теперь таких коней. Нет! Всю кавалерию низвели. Я понимаю, что так надо. Время иное… А все же жалко. Не могу забыть…

Генерал потряс седой головой, отвернулся и, достав из кармана платок, стал шумно сморкаться, украдкой промокая глаза.

Сыновней близостью прониклось сердце Сергея к старому генералу. Он по-настоящему понял, что это за человек, как велика его любовь к своему отшумевшему на полях сражений роду войск. И Сергею вдруг стало стыдно, что он когда-то считал этого добрейшего легендарного человека назойливым чудаком. А «чудак» этот вовсе не чудак. Все бы вот так любили службу свою!

Сергей поднял бокал:

— Товарищи! Я предлагаю тост за героев гражданской войны, за славных буденновских рубак!

Руки потянулись к бокалу растроганного и повеселевшего генерала.

— Долгих лет!

— Кавалерийской бодрости!

Тихо распахнулась дверь, и на пороге появился в новой генеральской форме Бугров. В руках у него была коробка шоколадных конфет и бутылка шампанского.

— Добрый вечер! Гостей еще принимают?

— Конечно! С радостью. Милости просим, — зашумели гости.

Сергей выскочил из-за стола.

— Товарищ генерал! Матвей Иванович! Какими судьбами? Вот не ожидал!

Бугров улыбнулся.

— Ты что же думал, шило в мешке утаить? Солнце в кармане упрятать? Не вышло, брат. Земля слухом полна. Выдали тебя дружки с головой. Да и сам я… — Бугров тронул кулаком воображаемые усы. — Гм-м, разведчик еще неплохой. Я же в одной гостинице с тобой живу.

— Вы? Здесь?

— Конечно. На втором этаже.

Литвинов кивнул на Бугрова.

— Это ваш новый начальник управления кадров. Вместо Захарова.

Сергей еще больше смутился.

— Вы извините. Я вовсе не знал. Всего три дня, как в Москве.

Бугров усмехнулся.

— Три дня, а какую нашел! Поздравляю. И вас… Простите, кажется, Надей звать?

Невеста встала.

— Надя, товарищ генерал.

— Хорошее имя. Обнадеживающее. Примите вот… — Он протянул невесте коробку конфет. — Чтоб жизнь негорькой была. Шампанское, конечно, дамам, а вам, жених… — Он вынул из кармана полковничьи погоны. — Носите. Вчера министр приказ подписал. Не только старое звание восстановил, но и новое присвоил.

Все закричали: «Обмыть! Обмыть их!», и генерал, все еще не садясь за стол, налил себе стопку водки.

— Дорогой Сергей! Теперь уже товарищ полковник, — сказал задумчиво он. — Еще по одной звездочке прибавилось на твоих погонах. Красивые это звезды. Но и нелегкие. Помни и не забывай. На них всегда лежит груз большой ответственности перед партией, перед народом.

В начале весны Сергей и Надя Ярцевы выехали в Крым на отдых. За одну ночь пересекли они в экспрессе равнинные дали и уже в полдень другого дня были в предгорье Черного моря.

Молодожены впервые попали в эти места, и оттого все здесь им показалось поразительно дивным. В Центральной России еще мели снега, трещали по утрам морозы, а тут уже густела трава с проклюнутыми белыми цветками, пылили, как летом, горные дороги, торчали в гнездах на тополях хвосты грачей, в жарком исступлении заливались черноперые скворцы, приятно пахло дымком садовых костров, прогретой землею. Разойдясь по долине, девчата подстригали растрепанные косы роз. По разрядьям виноградника тащились тракторы.

На окраине растянутого вдоль шоссе села, где горная речка изломно подмывает к насыпи, шофер-таксист остановил свой лимузин.

— Привал, товарищи, — сказал он, выйдя из машины, и с котелком в руке направился к воде.

— И надолго? — спросил Сергей.

— Минут на пять, не больше. Водички попью да стекло обмою. Разомнитесь малость.

Сергей и Надя вышли на обочину, любуясь природой, остановились у небольшого, круто сбегающего к речке вишневого сада, за которым сейчас же матово белел на солнце каменный дом с голубыми окнами и такого же цвета расписным крыльцом. В саду и окрест держалось зовущее все живое к жизни благословенное тепло. Ничто не двигалось в прозрачном воздухе. Не качалась ни одна веточка, ни один стебелек. Клин журавлей с курлыканьем перевалил через заснеженные горы. В дубках метнулся черный дрозд.