Василий Золотов - Земля горячая

— А почему все-таки вы разошлись с мужем?

— Почему? Да потому, что оказались разными людьми. Он далеко не тот, за кого я принимала его по неопытности своей…

— А разве ваш будущий ребенок виноват в том, что вы ошиблись? Почему он должен страдать, расти без отца?

— Как это страдать? У него будет отец, но только не такой, как… как Пересядько.

— Так… — Секретарь прошел к столу, сел в кресло и принялся перебирать какие-то бумаги. — Та-ак… — повторил он и, найдя наконец нужный документ, торопливо пробежал по нему глазами. — А как вы считаете, Воробьева честный человек? — спросил он.

— Было б здорово, если бы все были такими!..

Секретарь с досадой пожал плечами.

— Она отца отняла у ребенка, разрушила семью… Согласитесь, что понятие «честный человек» как-то не вяжется с ее поступком!

Я не на шутку разозлилась, крикнула запальчиво:

— Наверно, о людях вы судите только со слов Булатова!

— А почему бы и не судить? Булатов, правда, крутой человек, но выводы его не лишены объективности.

— К сожалению, у нас еще не перевелись ханжи с их нравоучениями. А девушку — затравили!.. И Воробьеву тоже травят. Разве можно оставлять без внимания все это? Уму непостижимо — довести человека до самоубийства! Где это видано! Райком должен выявить виновных и наказать их!

Я вышла из кабинета взволнованная, с чувством горечи и обиды.

Домой я шла медленно — все пережитое за день тяжелым грузом легло на плечи. Дома меня уже ждали: Шура топила печь, а Ваня Толман с увлечением разделывал зайца.

— Однако, Ивановна, долго работаес. Я узе мало-мало успел на охоту сбегать, а ты вот когда присла…

Обычно я любила, когда ко мне заходил Ваня. Но сейчас я ни о чем не могла думать — из головы не выходил разговор с секретарем райкома, несчастная девушка, ее осиротевший ребенок… Я молча разделась и прилегла на тахту.

— Однако, что-то слуцилось, Ивановна? Зацем такая грустная? — спросил Ваня.

Шура тоже подошла ко мне.

— Ты где была? Опять стряслось что-нибудь?

— Была в больнице…

Шура испуганно вскричала:

— Что-нибудь с Виктором?

— Да нет, он уже почти совсем поправился. Там другая беда: умерла молодая мать, остался ребенок… — И я рассказала Шуре и Ване о том, что так волновало меня.

— Я возьму ребенка, — сказала вдруг Шура.

— Родные, однако, не отдадут… — начал Ваня, но Шура перебила его:

— Судом возьму! Довели до смерти человека. Да разве можно таким доверять жизнь ребенка!

— А как посмотрит на это Евгений? — спросила я.

— Уверена, что он не будет против.

Многие говорят, что я несдержанна, вспыльчива. «И чего ты всегда лезешь не в свои дела? — часто замечал мне Булатов. — Все равно лучше всех не будешь». А я и не хочу быть лучше всех. Просто я не могу спокойно пройти мимо ханжества, мимо безобразий, которые подчас творятся на моих глазах.

Бакланов как-то упрекнул меня:

— Вечные у тебя споры с Булатовым. И еще в райкоме нашумела. Научись держать себя в руках.

— Во-первых, Булатов давно уже просто не замечает меня, — возразила я. — Так что спорить с ним не приходится. А во-вторых, в райкоме я не шумела, напрямик сказала секретарю, что нельзя оставить без внимания историю с умершей девушкой…

— Скажи спасибо секретарю райкома, что он не влепил тебе по первое число!

— Поясно кланяюсь ему. А с каких это пор, Александр Егорович, вы стали таким ярым защитником Булатова? Кажется, не так давно точно за такую же позицию вы критиковали Пышного? Неужели изменилось что-нибудь? Сомневаюсь. Булатов остался Булатовым и командует, с вашей помощью, еще ретивее!

— Он и обязан командовать, на то Булатов и начальник порта. Почему же я должен умышленно не замечать то хорошее, что есть в нем? Он — отличный организатор и хозяйственник, прекрасно знает местные условия. Да и ты сама никогда не отрицала этого. Эх, Галина, Галина, горячишься, а многого еще не понимаешь. Сразу давай Пышного вспоминать. А я, между прочим, учусь у Булатова. Да-да, учусь! И кое-что подсказываю ему, если нужно.

— Тогда объясните мне, пожалуйста: меня не избрали в бюро, потому что молода, несдержанна и так далее. Правильно, согласна. А вот за что Шуру вывели из состава? Потому, что местечко Булатову понадобилось? И еще — почему вы рекомендовали Воробьевой разойтись с Минцем? Разве это преступление, если они по-настоящему любят друг друга?

— Вот что, Галина: я тебя готов внимательно выслушать и ответить. Но только не здесь. Давай-ка зайдем в парткабинет, а то ветер того и гляди с ног собьет. И еще ты простудишься. Пойдем, пойдем. Посидим в тепле, поговорим. Только, ради бога, не шуми, а то я в помещении от твоего крика совсем оглохну.