Яков Липкович - И нет этому конца

— Мы за лекарствами пришли, — сказал Донцов. — Дай-ка что-нибудь от живота!

Девушка с благодарностью посмотрела на него. «Ну, ловкач, ну, ловкач! — с легкой завистью подумал Крашенков. — Ничего, сейчас ты у меня повертишься, донжуан скороспелый!»

Ответил:

— Сию минуту, пан лейтенант.

Поколдовав с минуту над столом с медикаментами, Крашенков насмешливо сообщил:

— А знаешь, от живота ничего нет.

В глазах девушки радостное нетерпение сменилось тревожной озабоченностью.

— Как нет? — удивился Донцов.

— Да так. Кончилось.

— Вкручиваешь?

— Можешь посмотреть… — Крашенков показал на стол.

Донцов шагнул к пузырькам и, наклонившись над ними, принялся про себя читать этикетки. Вскоре от всех этих мудреных названий у него голова пошла кругом. Но все же он не терял надежды встретить что-нибудь вроде: «От живота» или: «От желудка».

А пока он искал, Крашенков стоял сзади и молча посмеивался. Жаль вот, что девушка переживает. Даже подошла поближе, заглядывает через Сашкино плечо, ждет. Нет, она и в самом деле ничего. Один вздернутый носик чего стоит. Не говоря уже о глазах!

Таким расстроенным и растерянным Крашенков видел приятеля впервые.

— И в ящиках нет?

— Нет, — вздохнул Крашенков.

— А все-таки поискал бы. Может, где завалилось?

Крашенков прикрыл рукой улыбку. Поглядеть на Катушку, можно подумать, что от того, каков будет ответ, зависит судьба чуть ли не его родной матери. Ох, господи, даже выражение лица у него и у девушки одинаковое — трепетное ожидание приговора. Он — сама искренность, само сострадание. Не в этом ли секрет его успеха у женщин? Но на сей раз у него ничего не получится! Несмотря на весь этот спектакль, несмотря на отчаянную признательность, которую он уже успел заработать своей безотказно действующей донжуанской тактикой. Это будет ему хорошим уроком! Пусть знает, как волочиться за каждой юбкой.

— Ну что ты? Откуда? — безжалостно ответил Крашенков.

И снова в глазах девушки он увидел отчаяние. Ужасно нехорошо. Сделать бы ей какой-нибудь знак, чтобы зря не огорчалась. Но Донцов непременно заметит. Да и она может не понять. Остается одно — скорее его спровадить.

— Что же будем делать, а? — продолжал страдать Донцов.

— Не знаю, — пожал плечами Крашенков и осторожно добавил: — Хотя я где-то их видел…

— Где?

— Не то в штабной аптечке, не то у пожарников…

— Ну, вот и нашли! — живо обернулся Донцов к девушке.

— Знаешь, — сказал он Крашенкову, — мы тут с ней подождем, а ты сходи за таблетками.

— Нельзя мне.

— Почему нельзя?

— Здрасьте!

— Да никого больше сегодня не будет!

— А я в этом не уверен. Гладков же приходил.

— Я бы сам пошел, да я не знаю, какие там таблетки от уха и какие от брюха.

— А ты тащи аптечки целиком. Здесь разберемся.

— Смеешься?

— Ну что ты!

Донцов внимательно посмотрел на товарища и произнес:

— Ну, ладно.

У порога он обернулся и сказал:

— Смотри!

— Что смотреть? — усмехнулся Крашенков.

— Ничего, — пробормотал Донцов и вышел из хаты.

Девушка стояла неподвижно и старалась не глядеть на Крашенкова.

— Садитесь, — сказал он ей.

Она бросила на него короткий взгляд и села. Руки положила на колени. Большие, огрубевшие от работы руки.

— Ну, как мама себя чувствует?

— Як завше…

Это были первые слова, которые она произнесла сегодня. «Як завше» — как всегда. И как тогда на хуторе, ее голос поразил Крашенкова странным сочетанием чистоты и приглушенности звуков. Хотелось и дальше слушать. Но она оказалась на редкость молчаливой. К тому же и времени на разговоры нет. Катушке с его быстрым, натренированным шагом связиста достаточно минут двадцати, чтобы обернуться…

— Постойте! — несколько поспешней, чем надо, сыграл Крашенков. — Я еще раз посмотрю!

Он подошел к громадному сундуку, в котором хранились трофейные медикаменты. Поднял тяжелую крышку и, придерживая ее плечом, стал рыться внутри. Чего тут только не было! Навалом лежали всевозможные пилюли, таблетки, порошки с названиями, которых не встретишь ни в одном из медицинских справочников, какие-то патентованные немецкие средства, о назначении которых можно лишь догадываться. Конечно, их давно следовало выбросить. Но все попытки Крашенкова в этом направлении наталкивались на упорное сопротивление Рябова: «Зачем выбрасывать? Может, еще пригодятся…» И Крашенков не настаивал. Он и сам втайне надеялся, что рано или поздно удастся найти какой-нибудь немецкий рецептурный справочник, который поможет разобраться в этом хозяйстве. А пока запасливый санинструктор сваливал в сундук все новые и новые медицинские трофеи, тем более что недостатка в них — в связи с наступлением советских войск — не было.