Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

— Не умничай, и так чересчур умен! — беззлобно огрызнулся Ковригин, — ты лучше скажи нам, почему твои сиреневые глазки отсутствуют здесь?

— Евгения Викторовна устраивает у профессора биологии званый обед.

Молчавший до сих пор Шанодин перебил Наковальнина, как бы думая вслух:

— А Ленин, оказывается, не взирает на лица.

Северьянов вздрогнул и насторожился. Наковальнин с любопытством уставился в лицо левого эсера. Глаза Ковригина глядели на Шанодина косо, выжидательно и враждебно.

— А что, это хорошо или плохо? — спросил Северьянов.

— Я слышал, — выговорил злорадно, как-то в нос себе, Шанодин, — будто Ленин влепил строгача секретарю Совнаркома Горбунову и управделами Бонч-Бруевичу за то, что те незаконно повысили ему жалованье с пятисот до восьмисот рублей.

К столу несмело, как бы крадучись, подошла Софья Павловна.

Подошли Поля Коробова и Токарева. Шанодин посмотрел на Токареву влюбленными глазами. Она небрежно ответила на его взгляд.

— Нам с тобой отсюда, кажется, по пути? — сказала она Северьянову и улыбнулась своей ослепительной улыбкой.

Северьянов кивнул головой. Он видел, что Токарева после его возвращения в Москву из уезда стала особенно к нему внимательна, и понимал, что ему надо с ней объясниться.

— Ты на меня сердишься, — говорила Токарева, когда они шли боковой дорожкой Девичьего поля.

— За что? — отрывисто спросил Северьянов, а сам опять тепло и нежно думал о Глуховской.

— За мое глупое поведение, когда я опоздала в беседку и ты там вместо меня встретил свою землячку… княжну! — Токарева нетерпеливо пожала плечами, выговаривая со сдержанной иронией последнее слово.

— Ты зря иронизируешь. Куракина очень интересная девушка.

— Даже очень? — Маруся бросила на Северьянова недружелюбный взгляд и замолчала.

— Да, очень. Ее мировоззрение и мироощущение, конечно, чуждо и тебе и мне, но эта княжна, как рассказывали мне, прекрасно владеет серпом, граблями и вилами. Может сметать копну, наложить воз сена и увязать его жердью. А посмотрела бы ты на нее, когда она гарцует верхом на лошади! Не всякий кавалерист владеет такой, как она, посадкой в седле.

— Тебе она нравится? — Токарева быстро и прямо взглянула Северьянову в глаза.

— Да, — с умышленным равнодушием ответил он, — при встречах я всегда любуюсь ею.

Слышно было, как позади Наковальнин и Ковригин опять застучали своими словесными рапирами и как Софья Павловна, приняв всерьез эту дурашливую приятельскую перепалку, умиротворяла их.

Токарева прижалась к руке Северьянова.

— Интересные и веселые у тебя, Степа, товарищи. Даже Шанодин переменил свое мнение о твоей компании и не прочь сблизиться, особенно с тобой. Только к дружбе идет он всегда с боями.

— С боями — это хорошо, Маруся. Такая дружба, если она состоится, самая крепкая. Мы с ним после первых стычек сошлись было, да, видно, не из потребностей духа, поэтому и разошлись без уважения друг к другу.

Токарева сняла красную косынку и стала ее сжимать в ладони и подбрасывать.

Над самой макушкой клена, только-только начинавшего ронять под ноги прохожим свои золотые ладони с растопыренными пальцами, с визгом пронеслась стайка стрижей. Токарева вздохнула с грустью.

— Если бы ты хоть чуточку был похож на Кирсанова Аркадия, то обязательно сказал бы сейчас что-нибудь этакое красивое.

— По-твоему, я похож на Базарова? — И подумал: «Нет, Таня совсем не такая, милая моя Таня».

— Ты что-то среднее между ними, — ответила Токарева, подумав.

Северьянов замедлил шаг. Лицо его озарилось хитрой улыбкой удалого деревенского парня.

— Ты угадала. Я середина наполовину: то, по-моему, ближе к Базарову, то к Кирсанову.

Токарева нечаянно уронила косынку. Северьянов быстро поднял ее, но не возвратил:

— Проверяешь мое рыцарство?

— Не говори глупости! — Токарева опять прижалась к руке Северьянова и тут же оттолкнулась.

— Тебя, Маруся, что-то сейчас волнует. Ты сегодня то нервная, то грустная. Это для тебя необычно.

Токарева тихо вздохнула:

— А ты после поездки на родину какой-то совсем другой стал. Не влюбился ли там в кого-нибудь?

— А если бы я, Маруся, там серьезно кого-нибудь полюбил?

— Ты можешь. У тебя это быстро получается! — После небольшой паузы Маруся добавила: — Я была бы за тебя очень рада. — Сказав это, Токарева ласково прищурила свои черные глаза и тихо прибавила, не улыбаясь: — Я очень позавидовала бы той, которая наконец-то угомонила тебя, и, пожалуй, возненавидела бы ее.