Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

— Ну а она? — как-то больше по привычке, чем из интереса, спросил Северьянов.

— Она? — Ипатов почесал за ухом. — Она почти все вечера с ним. Правду сказать, он мозгач и хоть тоже экстерн, как и мы грешные, но «гимназию на дому» кончил, аттестат зрелости получил и уже в студенческой фуражке щеголяет. Знай, мол, наших! Ну и с виду, пожалуй, только тебе разве уступит.

— Говоришь, — как бы нехотя перебил Северьянов Ипатыча, — кадетский подпевала. И Таня с ним… Ну и пошлем его, Ефим Григорьевич, к богу в рай, а ты беги за сахаром, да и на мою долю захвати! Я тебе рядом с собой место займу.

Северьянов проводил спокойным взглядом своего суетливого земляка и задумчиво посмотрел на небо, застланное темными тучами. Сквозь тучи кое-где пробивались золотые лучи солнца, падающие на вершины берез, обступивших здесь безнадежно пустынную улицу. Северьянов прибавил шагу. Широким потоком струился ему навстречу свежий воздух, но Северьянов не замечал его прохлады. Голова была переполнена неустоявшимися впечатлениями сегодняшнего беспокойного утра. Натолкнувшись в памяти на разговор с Хлебниковой, он почувствовал в груди тупую физическую боль. «Как бы Ленин посмотрел на эти ее причуды?» Вспомнил слова Ленина, которыми он ответил Надежде Константиновне на какой-то ее вопрос в комнате секретариата курсов: «Только дела человека, Надя, могут рассматриваться как чистые и нечистые, а не сам человек». Осененный этой мыслью, Северьянов успокоился, быстро надел фуражку и взглянул вдоль улицы.

То, что увидел он, заставило его вздрогнуть и остановиться: из переулка ему навстречу не торопясь вышла Гаевская.

Он ждал этой встречи, ради нее исходил полгорода. Противоречивые чувства овладели им. Как объяснить сейчас ей свое глупое письмо?

Она не сразу его заметила, а заметив, тотчас почти перебежала на другую сторону улицы. Такого исхода своей желанной встречи с Гаевской Северьянов никак не ожидал. Глядя ей вслед, он горько усмехнулся: «Значит, Барсуков не выдумал. Значит, правда, что она повергла «под нози» свои какого-то культурного кооператора. Ну что ж! С глаз долой — из сердца вон. Интересно, о чем она думала до той минуты, как увидела меня? Может быть, думала о коротких мгновениях, которые делила… Тьфу! И подлец же ты, Степан!»

В столовую Северьянов вошел с опущенной головой, нервно улыбаясь. Постояв у порога, высоко поднял свои прямые брови, обвел присутствующих острым, скользящим взглядом. В его душе все еще не унималась буря каких-то предчувствий и сожалений.

В столовой было людно и шумно. В проходах между длинных столов, какие бывают в солдатских казармах, быстро двигались с подносами дежурные подавальщицы. На подносах дымилась горячая картошка.

«Вот это, видно, и есть та самая Таня». Северьянов заметил белокурую стройную девушку с чуть-чуть калмыцким очертанием лица. Белизну кожи подчеркивал яркий румянец щек. Преданно и с искренним увлечением хлебосольной хозяйки девушка аккуратно ставила со своего фанерного подноса на стол глубокие алюминиевые миски с дымившимся картофелем. Белая кофточка и черная плиссированная юбка юной подавальщицы были укрыты спереди чистым брезентовым фартуком не по росту. Она осторожно двигалась в проходе, ее гибкое тело было послушно каждому движению. Губы ее улыбались, в глазах, откровенно внимательных, светилось безобидное любопытство.

Девушка указала Северьянову свободные места и мельком взглянула на него своими внимательными зелеными глазами. Ее лицо с крошечными веснушками на носу стало при этом еще более юным и каким-то по-детски застенчивым.

Северьянов быстро сел на указанное ему место и, забыв поблагодарить девушку, поспешил занять фуражкой место для Ипатова.

Девушка тряхнула головой, отбросив волосы со лба, и пошла дальше.

«Недурно сложена эта Таня», — мелькнуло в голове Северьянова, но тут же он забыл о ней. Его внимание привлек сидевший против него пожилой учитель с румяными щеками на загорелом лице, стриженный под бобрик, с тщательно выбритым подбородком и густыми свислыми шевченковскими усами. Это был Ветлицкий, который, как говорил Ипатов, круто поворачивал оглобли кадетским лидерам.

— Правда, — объяснял он своим соседям, — это не догма, правда есть искреннее, открытое и честное отношение к миру. Любовь к такой правде мы и должны воспитывать у наших ребят-школьников.

— Почему нам дети нравятся? — перебил Ветлицкого Овсов.

— Потому, что они искренни, — не задумываясь, ответил Ветлицкий.