Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

— Это верно, — согласился Северьянов, теряя выражение напряженности и смущения.

— Стоит ли уделять такое внимание этой пошлости!

— Не стоит, конечно, Надежда Константиновна. Только…

— Что только?

— Удивляюсь я терпению товарища Ленина! — Северьянов подумал и добавил: — Ведь мы и без них знаем, что у нас много трудностей, а они тычут пальцем только в наши трудности и колеблющихся сбивают: с толку.

В комнату вошла толпа курсантов. К столику Крупской подошел друг Шанодина — молодой человек с виду лет двадцати пяти, в форменной зеленой студенческой куртке. Из-под густых прямых бровей его поблескивали черные, холодные, как у Шанодина, глаза. Самого Шанодина с ними не было.

— Надежда Константиновна, — сказал он, видя, что Северьянов и Крупская смолкли, — вы обещали нам переговорить с Владимиром Ильичем по очень волнующему сейчас многих курсантов вопросу, то есть о научном руководстве педпроцессом.

«Об ученых степенях уже волнуется!» — мелькнуло у Северьянова.

— Владимир Ильич, — выговорила четко Крупская, — присоединяется к мнению большинства курсантов, то есть одобряет как подлинно демократическое руководство педпроцессом научные учительские конференции, созываемые через год или через два с целью обмена опытом и его обобщения.

Друг Шанодина в студенческой куртке, глядя мимо Крупской, скрестил на груди руки.

— Но нашим ученым педагогам нужно же прибежище! Если не академию, то хотя бы исследовательский институт.

— Самое лучшее прибежище для ученого педагога — школа, — возразила спокойно Крупская, — а для сравнительного анализа передового опыта и его обобщения — научные конференции наиболее опытных учителей с мест.

Друг Шанодина и его единомышленники ушли, обиженно пофыркивая и пожимая плечами.

В комнату из противоположной двери, быстро срывая шляпу и рассеянно кланяясь, вошел Луначарский. Заметив, что Крупская занята, он подошел к Позерну и поздоровался с ним за руку, близоруко посматривая на Северьянова.

Крупская прикрыла поданные курсантами записки книгой.

— Значит, уезжаете сегодня на родину? — обратилась она к Северьянову. — Когда отходит поезд? Долго там не задерживайтесь.

— В одиннадцать часов вечера, Надежда Константиновна, вместе с доцентом Сергеевым. Я уже договорился с ним. Вы обещали мне один экземпляр нового Положения о трудовой школе. Это единственное пособие к моему докладу на уездных курсах.

— Да, да. Сейчас. — Надежда Константиновна быстро прошла в соседнюю комнату, канцелярию курсов. Через несколько минут она также быстро вернулась с виноватым выражением на лице и пустыми руками.

— Я просчиталась, — смущенно поморщилась она, подходя к своему столику. — Все свободные экземпляры секретарь роздал отбывающим, таким, как и вы, на местные учительские курсы. — Перебирая бумаги в лежавшей на столе слева синей папке, она тихо, но твердо сказала: — Мы вас без проекта программы не оставим! — И решительно вынула из папки сшитые в левом углу заколкой листы, отпечатанные на шиперографе. — Вот мой экземпляр возьмите.

— Надежда Константиновна! — приблизясь к столику, сказал Луначарский. — Вы перетаскали сюда из Наркомпроса и раздали все экземпляры проекта программы единой трудовой школы. Ваш экземпляр у нас теперь единственный.

Крупская на мгновение задумалась, потом, вспомнив что-то, весело возразила:

— У Владимира Ильича есть экземпляр. Обойдемся. Берите, товарищ Северьянов, желаю вам успеха! — подала и крепко пожала ему руку.

Луначарский, счищая пухлыми душистыми пальцами пыль со своей шляпы, объявил Крупской, что он приехал, чтоб увезти ее на экстренное заседание коллегии Наркомпроса.

Северьянов вышел в вестибюль веселый, свежий и улыбающийся. Его поджидала там дружная и уже азартно спорившая о чем-то тройка его земляков.

— На, почитай, тут вот, — подавая Северьянову газету, сказал Наковальнин.

Взяв газету, Северьянов принялся читать указанное Ковригиным место — резолюцию собрания деревенской бедноты. В резолюции писалось, что собрание просит «всех лиц, стоящих у власти, через которых пройдет настоящая революция, позаботиться для бедного населения своевременной доставкой хлеба из производящих губерний, чтобы в будущем году не повторилось печальное последствие продовольственного кризиса, испытываемого населением в этом году. Все же возникающие конфликты в продовольственном отношении собрание поручает разрешать средствами волисполкома и комбеда без применения вооруженной силы…» Резолюция заканчивалась призывами: «Смерть народной темноте и невежеству!», «Да здравствует свет истинного знания труда!», «Смело и дружно, товарищи, вперед на святое дело!».