Василий Лебедев - Высокое поле

Ему представилась своя деревня, клуб и конюшня, где тоскует по нему Орлик, и показалось, что лучше бы ему работать там. Он, как наяву, увидел себя ранним утром на выгоне… Лошади разбрелись по кустарнику. Как найти их? Он зовет Орлика, и тот выводит весь табун прямо на него. Идут лошади из тумана, наплывая темными пятнами, — все ближе, ближе… Вот уже пахну́ло по́том, запахом шерсти… Орлик коснулся теплой, влажной от росы головой его щеки, обдал жаром из ноздрей… А лошади отдохнули и насытились за ночь, они готовы к работе. Сейчас он сгонит их на конюшню, туда придут скоро люди, будут запрягать и негромко, по-утреннему разговаривать между собой. Скажут, Леха-то, мол, смотрите, как хорошо уходил лошадей, не то что Семен…

Порой Леха видел себя в бригаде плотников. Вот идет он будто бы с топором на плече, в дядькиной кожанке внакидку. Идут они в лес, чтобы выбрать лесину потолще, для косяков. Идут все дальше и дальше в чащобу, а их всего трое — дядька, Леха и дед Егор. А лес все гуще и гуще. Деревья так плотно теснятся друг к другу, что вдвоем уже не пройти между ними. Идут гуськом. Потемнело в лесу. «Хватит! Стойте!» — с опаской предупреждает Леха, но Егор и дядя Аркадий все идут и идут, то пропадая, то возникая снова из-за стволов, идут неторопливой, но емкой, деловой походкой, спокойные, как сильные лесные звери — такие же невозмутимые. Наконец вырубают нужное дерево и снова идут к дому, но Лехе снова кажется, что они уходят в глубину леса. «А где же дорога?» — в испуге спрашивает Леха, а Егор молча указывает на плотную стену кустарника, темнеющую вдали. «Так ведь это кустарник!» А Егор останавливается, укоризненно качает головой и говорит: «Где кустарник — там опушка, там ручей, там дорога… Ручей — та же дорога — сам к людям выйдет и тебя выведет…» И сразу легко становится Лехе на душе, теперь он знает, что никогда, ни в каком лесу не заблудится… Он опережает дядьку и деда Егора, идет прямо по кустам, они становятся все ниже, ниже — редеют, расступаются, уже видна колея лесной дороги, и вот зажелтело светлое овсяное поле — то самое, что в отдалении, на высоком берегу озера. Оно открылось сразу все, во всю свою ширь, а самый высокий край его, казалось, уходил в небо…

Что-то зашуршало — Леха вздрогнул и снова очнулся от забытья в темной спальне. Звук был очень четкий. Леха сел на кровати, досадуя, что снова подступит бессонница, и снова услышал тот же звук — шуршанье бумаги.

— Э! — окликнул негромко Леха.

В ответ все затихло.

— Кто там?

Ни звука, и никто не проснулся.

Леха откинул одеяло, ступил голыми ногами на шероховатый, в песке, пол спальни и пошел между кроватями, чувствуя, как кровь стучит в висках от бессонницы и нервного напряженья. Он приблизился к кровати Иванова и не увидел — это было невозможно, — а каким-то, должно быть, очень древним, оставшимся от далеких предков чутьем почувствовал кого-то рядом. Сначала нащупал рукой спинку кровати, сделал шаг, потом еще — и вот колено коснулось чего-то теплого, живого, но в тот момент когда Леха хотел потрогать это «что-то» — сильный толчок в живот оттолкнул его назад. Леха удержался на ногах, еще не понимая, в чем дело, а в это время на голову ему легло чье-то одеяло и два резких удара свалили на пол. Леха слышал перед этим, как вскрикнул со сна Иванов.

Когда Леха выбрался из-под одеяла и встал с полу, спальня уже проснулась. Горел свет. Первое, что он увидел — желтое одеяло, которым его кто-то накрыл. Сейчас оно лежало на полу, а Иванов сжался в комок и с ненавистью смотрел на Леху.

— Чего насупился? Ты думаешь, это я? Ребята, кто тут сейчас был?

Свои все сидели на кроватях — Едаков, Савельев, Кислицын. Леха оглядел комнату и увидел, что все проснулись, кроме мокеевцев. Те сделали вид, что не слышат, и тем выдали себя. На Мокее было перевернутое одеяло — плохо накинул впопыхах.

— Это Мокей, гад! — громко сказал Леха.

Мокей сразу дернулся под своим одеялом, убрал голую ногу и проворчал, будто бы со сна:

— Ну какая тут макака нам спать не дает? Валище, дай-ка кое-кому.

— Колбасу уронили, — сказал Иванов, подымая с полу сверток и одеяло.

— Крысы приходили, а они тут по ночам шум устраивают! — дурачил ребят Валище и полез под подушку за папиросами.

— Конечно, крысы! — поддержал его Чеченец.

— Надо кошку завести, — сказал Мокей, почесываясь.

— Таких крыс мы и без кошки выведем! — сказал Леха смело, готовый на все.

— Чего, чего? — приподнялся Мокей.

— Сейчас увидишь, чего! — поднялся Кислицын во весь свой небольшой рост.