Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

Вышла на улицу. Холодный ветер гнал сухой снег, сдирая его с обледеневших застругов. Поеживаясь от холода, огляделась. Горбатый сугроб около двери привлек внимание. Я не ошиблась: под снегом дрова. Торчала черная ручка топора.

Размахнулась и изо всей силы ударила. Топор глубоко врезался в березовое бревно, но не расколол. Я тюкнула еще сильнее, но результат все тот же. После очередного удара топор слетел с ручки и зарылся в снегу. Недотепа! Мне пришлось раскопать сугроб. Отыскала топор и снова насадила его на топорище. На кухню принесла несколько щепок. Снег на углях растаял, и маленькую комнату сразу заволокло едким дымом. Распахнула дверь в коридор. Присела перед печкой. Принялась думать, чем буду кормить. Второй раз заглянула в кастрюлю. Картошка показалась твердой. «Отварю макароны, подам с тушенкой». Налила в кастрюлю воды и поставила на плиту. С ужасом представила, что надо идти колоть дрова.

На улице я обернулась и посмотрела на дом. Окна черные. Ребята спокойно дрыхли. С трудом я отколола несколько щепок, сбила пальцы.

Дрова в печке закоптились. Из поленьев капала вытаявшая вода. Я села на Верину раскладушку и пригорюнилась. Проснутся ребята, а у меня завтрак не готов. Даже чай не вскипятила.

Скрипнула дверь. В комнату просунул нечесаную голову Лешка Цыпленков. Рыжая борода свалялась, как войлок.

— Где Веруха?

— Обварилась кипятком.

— Ну да?

— Точно.

— Кормить кто будет?

— Я.

— Даешь, Детский сад! — Лешка влез в кухню. Подошел к печке, приподнял кастрюлю, жадно втягивая носом сытый пар. — Отварные макароны? Годятся. — Опустился на койку рядом со мной и достал из кармана пачку папирос. Палочкой выкатил из печки на ладонь красный уголек. Подбрасывая его из руки в руку, закурил.

На правой щеке у Лешки краснела полоса — след от подушки.

— Ты что, в курилку пришел? — спросила я парня. — Давай выматывайся!

— Погреться уж нельзя. Больно ты строгая. Мороз сегодня?

— Мороз.

— Я сразу догадался: комнату у нас выдуло. В Красноярске, вот где морозы были лютые. Думал, никогда не привыкну! — Лешка выжидающе посмотрел на меня, стараясь понять, заинтересовал ли его рассказ. — На градусник глянешь: сорок пять — пятьдесят ниже нуля. А ветер задует — беда! Я Красноярскую ГЭС строил. Хочешь, расскажу?

— Некогда. В другой раз. Наколол бы дров.

— Погоди. Ты не веришь, думаешь, Цыпленков врет? Бугор тоже не верит. А я в лучшей бригаде работал. На перекрытии мы флаг «Слава труду» подымали! Честь честью заслужили! — Лешка сузил маленькие, запавшие глазки. — Документы у меня украли. А то показал бы свою трудовую книжку. Вся биография расписана. Подхода у тебя нет. Слушать не захотела, а дрова коли. А я горнорабочий! Дрова колоть не рядился. Если попросишь как следует — потюкаю.

— Не дождешься! А ну, проваливай! Расселся!

«Моя работа, ее работа, — передразнила я про себя Лешку. — Опух от сна. После завтрака будет дрыхнуть до обеда». Взглядом проводила сутулую фигуру рабочего и вздохнула. Не обидела ли парня? Он Красноярскую ГЭС строил. А я чем могу похвалиться? Десятилетку не закончила. Недоучка. Много на себя беру, а что я сама умею?

Свою трудовую книжку я не могу показать: у меня ее нет. И весь мой труд — что ходила в школу, да работала ложкой. Надо узнать, что делают горнорабочие в экспедиции? Пусть меня оформят тоже горнорабочей.

Чайник громко напомнил о себе: крышка плясала, лихорадочно выстукивая чечетку. Предо мной встал новый вопрос: сколько надо засыпать заварки? Нерешительно взяла пачку. «Грузинский чай. Первый сорт, 25 граммов». Сама виновата, ни разу не постояла около Веры, не поинтересовалась, когда она готовила. «Легко смотреть со стороны, как солдаты маршируют, — подумала я. — А попробуешь — трудно!».

— Привет, Детский сад! — громко поздоровался Володька Бугор. — Думал, Цыпленок натрепал, а ты в самом деле кухаришь. — Он старательно расчесал гребенкой бороду. — Значит, новая повариха объявилась. Будем считать, открыт ресторан первого класса. Чем ты нас сегодня удивишь? Пожарские котлеты, азу, беф-строганов или поджарка из телячьей вырезки?

— Макароны с тушенкой!

— Конечно, не ай-яй-яй, но сойдет! — Володька сел на койку.

— Садись, садись. Посидим рядком, поговорим ладком. А печку мне чем топить? Сгорит последнее полено — и все. Лешка Цыпленков не захотел дрова колоть. Он горный рабочий, а ты не инженер случайно? А Володь? Наколешь дров? Или просить тебя как-то особенно надо?